Между двух эпох

Для одних музыка Россини — брызги шампанского, для других — луч солнца золотой. Она приносит нам искренний восторг и детскую радость.

Но в начале 20 века маэстро оказался за бортом мейнстрима. Вместе с другими его вычеркнули из всех музыкальных святцев, а престижные места заняли новобранцы: Шёнберг, Стравинский, Берг. Они стали кумирами. Идея равноправия всех 12 тонов гаммы была настолько ошеломительна, что на её фоне запоминающиеся, яркие мелодии и простенькие гармонии «лебедя из Пезаро» уже казались атавизмом. Человек, конечно, произошел от обезьяны, но хвост — это печальное прошлое.

Вот так композитор потерялся между двух эпох. Критики снисходительно называли его эпигоном XVIII столетия — Бетховен написал уже все свои симфонии, а «упоительный Орфей» всё продолжал и продолжал смеяться, не замечая, что происходит вокруг. Он без стеснения использовал шаблонные формы, доставшиеся в наследство от века Просвещения, не заморачивался нелепым содержанием арий и ансамблей, типовыми сюжетами. Создал «золотую клетку, заперся в ней, а потом потерял ключ от дверцы», — таким был суровый приговор тех, кто жил в эпоху Прокофьева и Веберна.

Джоаккино Россини вернулся в середине XX века, после Второй мировой войны, когда его уже никто не ждал. Он накрыл «девятым валом» пластинок высочайшего художественного уровня. И музыканты, и публика, вкусив сложности «Царя Эдипа», «Воцека» и «Катерины Измайловой», захлебнувшись болью и трагедией в сочинениях современников, соскучились по всему ясному, чистому и гармоничному. Одного Моцарта для равновесия души уже было маловато, понадобился Россини. Его опять водрузили на пьедестал, окружили пиаром, а его оперы стали хедлайнерами театральной сцены. И опять музыковеды задались вопросом: почему же маэстро ушёл в отставку по собственному желанию в 37, на пике славы?

Ответов много. Например, кармическая связь с Моцартом: однотипные дарования, родился через три месяца после его смерти, стал Болонским академиком, как и тот, и тоже в 14 лет. Завершил карьеру почти в том же возрасте, когда Моцарт умер. Но есть и другой ответ: писал быстро и много, за 20 лет почти 40 опер. А ведь у каждой гениальности есть свои параметры: ширина, высота и длина. Маэстро дошел до финиша в три раза быстрее, чем было заложено Всевышним. За это и поплатился.

Но радость, которую приносит его музыка, осталась. И мы говорим ему: браво, синьор Россини! Великий и упоительный, божественный и солнечный, самый пленительный из всех композиторов.