Пушкин — наше всё

1 сентября 2024
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
«А Пушкин — наше всё: Пушкин представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что останется нашим… после всех столкновений с чужими, с другими мирами. Пушкин пока единственный полный очерк нашей народной личности».
Этот тезис поэта и критика Аполлона Григорьева, вырванный из контекста его «Взгляда на русскую литературу после Пушкина», за два столетия стал речевым шлягером. Вот, например, в «Преступлении и наказании» Достоевского мать пишет Раскольникову: «Милый мой Родя… ты один у нас, у меня и у Дуни, ты наше всё, вся надежда, упование наше». А сегодня это вообще мем, вполне можно услышать: «Как и Пушкин, ЖКХ — это наше всё».
Что же делает Пушкина «нашим всем»?
Пушкин — наше всё
Пушкин равен величию породившей его культуры. Его имя — синоним особенной русской души, «живой России», ее народа.
Пушкин — это пример обращения с «неудобными» словами, стилевого разнообразия и широты читательского круга, Пушкин — это и «отзывчивость на злобу дня» и «право на литературную фигу в кармане».
Пушкин — мерило гениальности. С ним сравнивают, например, Боткина — «наше всё» в хирургии, или Чингисхана — монгольское «их всё», клоунаду Никулина и мастерство перевоплощений Юрского, музыку Битлз и Дилана
«Наше всё» — это и синоним чего-то важного, существенного, без чего никак: языка богатого, точно выражающего переживания, которым жива нация»), речи (в которой — свобода и защита от бед), литературы, а еще в этот ряд ставят выборную демократию, нефть, космос (и много чего еще). Кстати, в истории русского языка выражение «наше всё» всегда обозначало какую-то «неотторжимую принадлежность».
А Пушкин, как сказал Андрей Битов, потому и «наше всё», что это всё — сразу, «как бы впрок для всего человечества».

Последние выпуски программы

Пушкин о любви и счастье

Что мы знаем о любви и счастье в понимании Пушкина? Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны. На свете счастья нет, но есть покой и воля. И заменой счастию служит привычка. Вот набор стереотипов, которыми владеет большинство.

Пушкин — не гурман, но гастроном

Пушкин не скрывал от читателя ни чувств своих, ни пристрастий. Одно из них — еда. Мы найдём в его текстах массу подробностей — как Пушкин лакомится розовыми блинами, ест мочёные яблоки, просит брата прислать ему в деревню сыру. А созданные его словом «натюрморты» не уступают картинам голландских мастеров. Так что же, Пушкин — гурман?

Наука, просвещение и «учености плоды»

«Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь» — крылатые слова из «Евгения Онегина» можно отнести и ко всей российской системе просвещения тех времен, и к героям романа в стихах.