«Да снова стройный Глас героям в честь прольется, И струны трепетны посыплют огнь в сердца, И Ратник молодой вскипит и содрогнется При звуках бранного певца…» Что за «бранный певец»? — подумает не слишком просвещенный читатель. Не Барков ли? Уж он-то бранился! О Баркове, этом «удалом наезднике Пегаса», Пушкин писал.
Но в прозвучавших строках из «Воспоминания в Царском Селе» речь о другом поэте: Пушкин отдает дань своему учителю — Василию Жуковскому. Тот в 1812 году поступил поручиком в Московское ополчение, был при Бородине (находился в резерве), после чего написал знаменитого «Певца во стане русских воинов». Поэму, которая, по признанию его современников, «сделала эпоху в Русской словесности и — в воинских сердцах». Бранный певец у Пушкина — Жуковский, Скальд России вдохновенный, Воспевший ратных грозный строй.
Всё встает на свое место, если вспомнить, что бранью изначально была война, а уж потом так стали называть словесное сражение, ругань и сквернословие. Бранились между собой, а в войне шли на бранный подвиг.
В переносном смысле определение бранный Пушкин употребляет лишь однажды — в письме Гнедичу, где заявляет, что не боится «бранных критик» литературных аристархов (они столь же безвредны, как и тупы, а шутки — плоские и площадные)
А вот воинственных бранных персонажей в его творчестве много. Ими он и восхищается: И что завидней бранных дней Не слишком мудрых усачей, Но сердцем истинных гусаров? И сам, свободы верный воин, готов встать под знамена: Мне бой знаком — люблю я звук мечей: От первых лет поклонник бранной славы, Люблю войны кровавые забавы… И бранные поля в бранном дыму, и бранный сон павших героев в его стихах не редкость.
Но интересней всех образы бранной лиры — поэзии войны, и бранного певца, зовущего сразиться за идеалы. Эталоном которого для Пушкина-лицеиста навсегда стал Жуковский.