Табула восемнадцатая. Хорошо, что нет загробной жизни
Выпуск 18
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Восемь часов на «Сапсане» Петербург — Нижний Новгород, потом ещё два — на автобусе до села Владимирское, и вот она — русская Атлантида. Намоленное озеро Светлояр, с удивительно прозрачной сладковатой водой, под которой скрыт таинственный град Китеж. «Он погрузился на дно вместе с людьми, храмами, жилищами, спасаясь от набега ордынцев», — гласит легенда. Когда она слагалась, были здесь непроходимые леса да болота, а сейчас вокруг поля, деревянные мостки, песчаные пляжи, огромная парковка и берёзовая аллея. Земля на ней утоптана в камень сначала старообрядцами, потом паломниками, а в наше время — рыбаками, туристами, экстрасенсами и даже меломанами. Любители музыки хотят воочию увидеть место, которому Римский-Корсаков посвятил свою удивительную оперу «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии».
Музыкант никогда не бывал на Светлояре, хотя богемные современники уже забрасывали туда десант журналистов, художников, поэтов, даже Гиппиус с Мережковским отметились. Заинтересовались темой и два композитора: студент Василенко и профессор Римский-Корсаков. Первым финишировал Василенко, премьера состоялась на сцене Частной оперы в Москве, и о ней почти сразу забыли. Четыре года спустя, в 1907 в Мариинке показали шедевр Римского-Корсакова, и с тех пор не стихают о нём споры.
Опера-мистерия, опера-сказка: 4 действия и почти 4 часа музыки, огромная оркестрово-хоровая масса, наполненная национальным духом под чтение молитв и звон колоколов. Ради чего всё это? Разбудить нашу историческую память, да ещё таким эмоциональным эпизодом как Сеча при Керженце? Это смертельная схватка защитников города с татарами, а по сути — картина Апокалипсиса. Тогда рай — это подводный Китеж, и путь туда у всех одинаков, но бояться его не стоит. С какой божественной радостью Феврония прощается с жизнью, ведь на том свете лучше, чем на этом. Её письмо из рая предателю Гришке Кутерьме цензура сочла за кощунство и изъяла сцену из постановки, а ведь автор был категорически против.
Тот, кто не верил в Бога ещё с детства и «никакого душевного голода [от этого] не чувствовал», рекламировал рай? Да ведь и в рай он тоже не верил. Вот что написал за три года до кончины: «Смерть, как закон бытия, прекрасна. Что может быть ужаснее вечной жизни? А как хорошо, что нет загробной (я верю, что её нет). Ну, а пока живется, надо жить, и жизнь любить надо, и я её люблю и умирать не желаю…»
Не случайно начинается опера абсолютным шедевром «Похвала Пустыне»: «Ах, ты лес, мой лес, пустыня прекрасная, ты дубравушка, царство зелёное!»
Этот гимн миру, природе, космосу только добавляет точек над i: «Сказание…» — это христианская мистерия или панегирик пантеизму? До сих пор никто не знает ответа, а потому лучшая постановка оперы на сцене ещё впереди.
