Свои первые музыкальные слова фагот сказал где-то в конце XVI века. И с тех пор его «говорок» не прерывался, набирал силу, доказывал свои возможности и право на жизнь композиторам, ценителям музыки и самим исполнителям, в числе которых солист Симфонического оркестра радио «Орфей» Михаил Нарциссов.
Михаил Нарциссов: Я пришел на занятия, послушал фагот. И мне очень понравился тембр, мне очень понравилось звучание. Он действительно звучит как человеческий голос, и как виолончель. У него богатые регистры. И я как-то влюбился в этот инструмент.
Когда-то фагот использовали только с целью усиления, дублирования басовых голосов. Но, начиная с 17 века, он уже играет самостоятельную роль. Для него писали сонаты итальянские композиторы. В Германии в 18 веке инструмент был на пике популярности. Звуки фагота в церковных хорах подчеркивали звучание голосов. В произведениях немецкого композитора Райнхарда Кайзера инструмент получает партию в составе оперного оркестра.
Михаил Нарциссов: Фагот в оркестре изначально обычно дублировал партию баса или бассо-континуо, то есть играл с виолончелями и контрабасами. И сольные партии ему на давали. Но потом дело быстро поменялось, и вот уже даже у барочных композиторов мы слышим, как фагот используется для каких-то перекличек, для каких-то маленьких вставочек в музыкальную ткань. Самое большое своё развитие он получил уже в эпоху классицизма. Потому что уже Моцарт по полной использует фагот и его технические возможности. Например, очень много партий в «Волшебной флейте», сольных партий.
Михаил Глинка трактовал фагот как мелодически выразительный инструмент. Это отразилось в его «Патетическом трио» для кларнета, фагота и фортепиано. Обоим духовым инструментам композитор поручил сольные эпизоды, наполненные взволнованностью и патетикой чувств. В то время как Гектоор Берлиоз упрекал фагот за недостаток экспрессии и силы звука, хотя и отмечал особый тембр верхнего регистра.
Михаил Нарциссов: Я полностью согласен с Глинкой, потому что красота фаготовых соло — именно кантиленных, протяжных — она какая-то невероятная. Это одна из тех вещей, за которые я полюбил этот инструмент. Это такая лирика, это такой крик души. При этом фагот очень саркастичный инструмент. На нем можно очень издевательски играть, так сатирически, подтрунивая, так сказать, над классической музыкой. Можно очень хорошо похулиганить. А про Берлиоза, я думаю, что в его времена просто не было таких технически совершенных инструментов. Потому что сейчас на фаготе можно достаточно громко играть. Я совершенно точно знаю людей, который могут перекричать на фаготе даже валторну или трубу.
«Похулиганить» фаготу с удовольствием давали Сергей Прокофьев и Дмитрий Шостакович, используя его «сарказм» и «издевку». В «Сказке о попе и работнике его Балде» Шостаковича фагот поражает своей нарочитой «крикливостью», его тембр сделан максимально «зудящим» и «надоедливым». А лирические, грустные составляющие «характера» фагота, пожалуй, лучше всего отражены в ряде произведений Петра Чайковского, написавшего для него невероятные, потрясающе красивые соло. Многие фаготисты считают, что Чайковский смог найти такую оркестровую нишу для их инструмента, которая стала одной из вершин исполнительского мастерства.