Табула тридцать вторая. «Страсти по Матфею»
Выпуск 32
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Какая бесконечная нежность и бесконечная печаль в этих звуках. Но современники Баха почему-то не считали их гениальными. Хотя точно знали, о чём плачет альт — это слёзы раскаяния Петра, который предал Учителя.
Сегодня мы изучили «Страсти по Матфею» буквально по тактам: около трёх часов звучания, 78 номеров, 4 авторских редакции за почти два десятилетия, два состава оркестра, два хора, в которых пели только мальчики, они же солировали в ариях. Протестантские хоралы, музыкальная символика, которую уже разобрали по ноткам, и много чего ещё мы знаем об этом шедевре. Но его сакральный смысл остаётся тайной. Чтобы её приоткрыть, нужно знать немецкий язык, причащаться, соблюдать Великий пост, читать Библию и свято верить в то, что там написано. А ещё дважды прийти в храм в Страстную пятницу: на заутреню, чтобы послушать первую часть оратории, а потом к обедне — там исполнялась вторая часть. Только тогда страдания, смерть и погребение Христа, о которых рассказывает баховский евангелист, станут ближе.
А вот как воспринимали «Страсти по Матфею» в Ленинграде, в середине 1930-х. Об этом поведала Марина Малич, жена поэта Даниила Хармса. Удивительная женщина нашлась в самом конце двадцатого века в далёкой Венесуэле. Когда у неё брали интервью, ей было уже под 90 лет!
«Наверное, не в первый и не во второй год моего замужества Даня как-то сказал:
— Я собрал немного денег, чтобы купить билеты, — послезавтра большой концерт, в котором будут исполняться «Страсти по Матфею». Это совершенно потрясающая вещь, и она у нас запрещена. Но разрешили всего один раз на Пасху. Единственное, что запретили, это чтобы участвовали дети.
Когда мы вошли в зал, он уже был переполнен, [все места заняты], и мы стояли, прижатые другими, у самой стены. Люди от духоты и переживаний теряли сознание, и их выносили из зала.
Это было что-то невероятное. Мурашки бегали по телу. Все сидели со сцепленными пальцами, сжавшись. Плакали. И я тоже утирала слёзы. Ничего подобного ни до ни после этого не испытывала. Мы стояли часа три, пока длился концерт. И когда шли домой, я плакала, а Даня всё смотрел на меня и спрашивал:
— Тебе понравилось? Правда? Я немножко побаивался, что ты не всё поймёшь.
Он был очень верующим, гораздо больше, чем я себе представляла».
Вот такая удивительная история и уникальные подробности о 30-х годах прошлого века. Не таких уж и далёких, но, как оказалось, совсем незнакомых. Что ж тогда говорить о времени Баха? Можно только слушать музыку, которой три сотни лет и благодарить Бога за то, что она у нас есть
