Табула двадцать девятая. Последний земной приют
Выпуск 29
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Середина прошлого века, Лейпциг. Жарким июльским днём из поезда выходит грузная темноволосая женщина. Это пианистка Мария Юдина. Она снимает обувь и медленно бредёт босиком по городу, ещё не залечившему раны Второй мировой. Её путь недолог — около полутора километров. Мимо сгоревшей Старой биржи, разрушенного памятника Гёте, погребка Ауэрбаха, где Мефистофель соблазнял Фауста, и вот она — легендарная Томаскирхе. Место, намоленное в буквальном смысле: 27 лет подряд Иоганн Себастьян Бах служил здесь кантором. И здесь обрёл последний земной приют.
А первый — безымянный, на городском кладбище рядом с собором Святого Николая — почти полтора века не интересовал никого. Ни мэрию города, ни музыкантов, ни Баховское общество. Засуетились лишь в конце 19 столетия, когда началась реконструкция храма и погоста. Поиск ограничили южной частью кладбища, и главной приметой стал… дубовый гроб. О нём, якобы, остались записи могильщиков в погребальных книгах. В результате колоссальных «раскопок» нашлось три дубовых гроба.
В одном останки были сильно деформированы, и обследовать их не смогли. В другом обнаружили женщину, а вот третий… Когда сделали бронзовый слепок черепа, потом его реконструкцию и мраморный бюст, то оказалось, что он очень похож на прижизненный портрет Баха, единственный атрибутированный. Доверять результатам такого «исследования» или нет — дело каждого, но благодаря ему появилась могила под номером два: там же, на погосте собора Святого Николая, но с памятной доской. Во время Второй мировой войны этот собор разбомбили, саркофаг перенесли в Томаскирхе, и круг замкнулся.
Последнее земное место приписки Баха с годами превратилось в Мекку: хоровые коллективы, дирижёры, органисты стоят в очереди за право выступать здесь, а меломаны и любопытные туристы — за возможность хотя бы издали увидеть место третьего захоронения композитора. Близко — не получится, потому что могила уже давно огорожена со всех сторон. Это скромная чугунная плита, вмонтированная в пол напротив органа, почти в центре Томаскирхе. На ней надпись: Иоганн Себастьян Бах, 1685 — 1750. И всё. От этого становится немного грустно…
Но если повезёт, и лучик солнца вдруг проникнет в храм, то оживут витражи в огромных арочных окнах. На одном из них — Бах, важный пожилой господин в нелепом парике, с двойным подбородком и суровым взглядом. Такой он лишь в пасмурные дни, а в солнечные — яркие цветные стёклышки творят чудеса: взгляд композитора становится добрее, в уголках губ появляются ямочки, и кажется, что старый капельмейстер улыбается. Кто-кто, а уж он-то точно знал: «Мы приходим в этот мир и уходим из него живые. Но умерев, остаёмся навечно…»
