Спектакль окончен. Артисты вышли на поклон. Зрители аплодируют… И вдруг над самым ухом кто-то истошно кричит: «Брави!» Испугаться можно. Не только от неожиданности.
Дело в том, что так в эпоху Возрождения называли… наёмных убийц. Они – жестокие, неистовые, отчаянные – приезжали в Италию со всех концов света на отнюдь не театральные гастроли. Брави были увековечены в литературе и в опере: писателю Вересаеву, например, запомнился наёмник-браво Спарафучиле из «Риголетто»: «длинный, худой, зловещий, обвеянный ужасом тёмного притона, и в то же время своеобразно-честный, высоко блюдущий честь профессионала-убийцы».
Итальянское bravo восходит к латинскому bravus «дикий, грубый», но значит и «смелый, храбрый». Отсюда и русское прилагательное бравый «молодцеватый, смелый, мужественный», им мы обязаны всё тем же итальянским лихим молодцам-удальцам. Бравада, «показная смелость» – тоже от них. А бравура, присущая брави «отвага», из языка ушла, но породила бравурную, героическую, преисполненную торжества, музыку: ария бравура известна меломанам. У отрицательных героев – своё обаяние, поэтому браво быстро превратилось в знак одобрения, похвалу – любому, кто не боялся трудностей и отлично выполнил свою работу.
В Россию возглас восхищения браво! пришел вместе с итальянским театром и его актерами, но, по законам русской фонетики, конечное «о» превратилось в «а». И на первых порах звучала «брава», «браву кричали», склоняя странное слово, которое должно было выражать восторг: «лихо», «здорово»!
Сегодня все чаще благодарные зрители следуют не только итальянскому произношению, но и грамматике: браво – это «молодец», адресованное мужчине певцу, брава – «молодчина», похвала певице, брави – это уже обо всех исполнителях: и о солистах, и о хоре, и о дирижёре с оркестром, все они «молодцы».
Русский язык такого разнообразия не требует, в нем браво – это междометие. Но так приятно показать себя «своим» в музыкальном театре, знатоком театрального этикета, зрителем-профессионалом!