Рецензенты порой критиковали Рихтера за репертуар. Плохо — что не играет «Лунной», Пятого концерта Бетховена, сонат Шопена, «Карнавала» Шумана. Что из фортепьянных циклов «выбирает только то, что нравится». «Выщипывает» прелюдии, интермеццо, сплошной «selection». Рихтер негодовал: «Как можно играть то, что не нравится? Я не играю что-то, поскольку не в восторге от этой музыки. Но значит и эта музыка не в восторге от меня…»
«Хорошо темперированный клавир. Том II»,
Прелюдия № 22, Си-бемоль минор. Эту прелюдию Юдина играла неслыханно быстро и marcato — против всех правил. Даже Гульд тут «паинька».
Мы с Генрихом Густавовичем были на этом концерте — еще шла война.
— Скажите, Мария Вениаминовна, почему вы это так играете? — спросил несколько сконфуженный Нейгауз.
— А сейчас война! — не глядя на Нейгауза ответила Юдина.
В этом она вся. Не знаю, чего было больше в ее ответе: раздражения или действительно такого восприятия этой музыки.
Самое сильное впечатление: листовские вариации на тему Баха. Эта тема из кантаты «Wienen, Klagen, Sorgen, Zagen». Огромная вещь и гениально сыгранная. Проникновенно, без грохотаний. Не рояль, а месса! Она всегда была как при исполнении обряда: крестила того ребенка, которого играла.
Потрясающе звучал Мусоргский — не только «Картинки». Помню еще маленькое «Размышление» — предтечу Дебюсси.
Вижу Юдину в гамлетовской позе, с черепом. Осталась такая фотография.
Фуга. Я на Новодевичьем, на открытии памятника Нейгаузу.
Думал о том, что было в моей жизни три солнца, игравших на фортепьяно: Нейгауз, Софроницкий и Юдина! Были и «просто божества». Разве можно забыть, как Гринберг играла прелюдии и фуги Шостаковича — лучше самого Шостаковича, лучше Юдиной и лучше меня! А Гилельс? Попробуйте так сыграть «Тридцать две вариации»!..
Тогда мимо Новодевичьего прошел железнодорожный состав. Раздался гудок паровоза, который о чем-то нас известил.