Табула двадцатая. Из аутсайдеров — в пророки
Выпуск 20
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
На этом старом петербургском кладбище, похожем на парк, среди вековых деревьев, чугунных скамеек, диковинных саркофагов и массивных скульптур не сразу обратишь внимание на мраморную стелу со скромным барельефом. Она находится на аллее композиторов в Некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры. Здесь покоится тот, кто был аутсайдером для современников, но стал пророком для потомков. Модест Петрович Мусоргский.
В середине февраля 1881 года он импровизировал на концерте памяти Достоевского, и венчальный трезвон колоколов из «Бориса Годунова» стал погребальным. Спустя неделю — Николаевский госпиталь, а оттуда прямиком к последнему месту прописки. Оно вблизи от могилы автора «Бесов», и от сравнения уже не уйти. Писателя в последний путь проводит многотысячная толпа, а композитора — лишь друзья с жёнами да несколько знакомых. Похоронная процессия одного заполнит улицы под пение почти двух десятков хоров. А другого проигнорирует даже консерваторская капелла, и путь до Александро-Невской лавры пройдёт в полном молчании. Там соберутся сотни делегатов от музыкального мира, но панихиды как у Достоевского не будет. «Стояли в безмолвии, долго ждали речей. Молчал даже говорун Стасов. Потом все разошлись».
Одиночество, страшное одиночество. Бывшие друзья презирают: в трактирах «втоптал в грязь своё дарование». Написать страничку воспоминаний об усопшем? Отказ. Произнести спич на открытии памятника? Тоже отказ. Лишь Бородин откликнется, да Стасов наконец-то напишет хвалебный очерк о своём непутёвом подопечном. Он внесёт за надгробие аж 2 тысячи рублей, когда остальные — лишь половину от этих денег. Это его изощрённый ум придумает немыслимое: заставить больного Мусоргского отказаться от авторских прав в пользу сенатора Тертия Филиппова. Зачем? Чтобы не досталось племянникам и брату. За дело возьмутся дружно, всей «Могучей кучкой». Он им — про новые планы, про книжку по инструментовке и желание учиться. Они ему — про смерть. А как ещё можно убедить живого человека подписать не завещание, а дарственную, которая обратного хода не имеет!
Если отбросить эмоции, что останется в итоге? Неизвестный сенатор попал в историю. Все участники события — вляпались в неё. Родственники усопшего «препятствия чинить не могли», и Римский-Корсаков собрал наследие, дописал, инструментовал и отредактировал. Его опубликовали, и о Мусоргском узнал весь мир. Вечный аутсайдер превратился в пророка.
