10-летняя разница в возрасте редко сближает молодых людей — разные поколения. 15-ти летнему Жене Мравинскому повезло. Вскоре после Октябрьской революции он встречает в Петрограде Александра Гаука, выпускника консерватории, которому уже 25. Ветер перемен бросает их из стороны в сторону, но они держатся друг за друга. По внешнему виду и привычкам совсем непохожи. Плотного телосложения Гаук — общительный эпикуреец. Худой и длинный, как контрабас, Мравинский — интроверт и аскет.
Но и общего у них предостаточно. Оба не числятся вундеркиндами и почитают немецкую дирижёрскую школу. Когда Евгений Мравинский остаётся в консерватории без педагога, то с большим удовольствием переводится в класс к Гауку. Потом старший товарищ организует младшему дебют с оркестром Ленинградской филармонии. Затем они поменяются местами за пультом коллектива Кировского театра.
Но один день перечеркнул 15 лет почти ежедневного общения. Гаука переводят в Москву, Мравинский остаётся в родном городе. Отношения переходят в новую стадию: длинные проводы, мимолётные встречи и короткие письма друг другу. Неизменно суровый на людях Мравинский обращается к Гауку по-детски трогательно: «Дорогой милый папашка», «Папка родной». В ответ получает приветствие: «Милый мой Женя».
В 1938 году у них случается одна из самых важных встреч на Всероссийском конкурсе дирижёров. Жюри с участием Александра Гаука присуждает Мравинскому первую премию за исполнение Пятой симфонии Шостаковича. Евгений Александрович получает в своё полное распоряжение оркестр Ленинградской филармонии. Тон переписки становится преимущественно деловым.
Гаук, как главный дирижёр Государственного академического симфонического оркестра СССР, приглашает Мравинского почаще давать концерты в Москве, но получает отказ: «Дорогой мой и родной Александр Васильевич, давление 70 на 40, сил нет». Гаук сдерживает раздражение и просит выступить с Шестой симфонией Шостаковича. Мравинский ворчит, напрашивается на уговоры и всё же даёт столичную премьеру сочинения.
Восьмая симфония Шостаковича, с авторским посвящением Мравинскому, окончательно портит отношения двух дирижёров. Мравинский хочет играть её всегда и везде. Гаук не спешит ставить монументальное полотно в абонементы.
Интеллигентный Евгений Александрович идёт на откровенный шантаж: оркестр Ленинградской филармонии выступит в Москве только после выезда на гастроли в Прагу. Обмен письмами постепенно сворачивается. Разница в возрасте превращается в пропасть. Она разделяет дирижёра старой формации и художника-новатора. Через тридцать лет после начала эпистолярного общения Гаук потеряет адрес Мравинского. Потом через общих знакомых найдёт и с досадой черкнёт: «Ох! И трудный же ты человек, Евгений Александрович». В ответ получит казённую реплику: «Александр Васильевич, вы единственный наш дирижёр, несущий традиции Большой культуры». Прочитав эти строчки, Гаук уезжает на дачу в Снегири пить собственноручного приготовления настойку.