Оркестр СОФИЛ Отто Клемперер

Свой собственный оркестр у Московской филармонии появился только в 1928 году. Организатором и директором стал виолончелист квартета Страдивариуса и дирижер Большого театра Виктор Кубацкий, а первое выступление состоялось 16 ноября 1928 года в Большом зале консерватории, под управлением Николая Голованова. Исполнялся Реквием Моцарта.

Энтузиазм участников нового коллектива был велик, к тому же, с оркестром работали выдающиеся дирижеры, как отечественные — Николай Голованов, Вячеслав Сук, Константин Сараджев, Лев Штейнберг, Василий Небольсин, так и зарубежные, которые нередко в те годы приезжали в Москву с гастролями — Эрнест Ансерме, Герман Шерхен, Отто Клемперер.

Еще в 1922 году Советская Россия подписала договор об установлении дипломатических отношений с молодой Веймарской республикой. В результате уже в 20-е годы в страну с гастролями приезжали многие немецкие музыканты. Одним из первых стал дирижер Отто Клемперер. Впервые он выступил в Москве в ноябре 1924 года, и потом приезжал каждый год вплоть до 1929-го. Его первое выступление с оркестром Большого театра (исполнялась Седьмая симфония Бетховена и Скрипичный концерт Брамса) не вызвало большого восторга: одни критики пеняли ему на медленные темпы, другие и вовсе писали, что «дирижирование Клемперера отмечено печатью неврастенических настроений современной Германии».

Второй московский концерт состоялся через две недели, после триумфального выступления в Ленинграде. В программе был Первый Бранденбургский концерт Баха, «Просветленная ночь» Шенберга и Четвертая симфония Брамса. Вид Клемперера за клавесином посреди оркестра очень удивил публику, но, в целом, концерт был встречен восторженно. Изменился и тон прессы: в «Правде» этот вечер назвали исключительным событием, а Шенберга приветствовали как одного из лидеров левого направления западной музыки. Пошли слухи, что с Клемперером ведутся переговоры о назначении его главным дирижером обоих оперных театров — в Москве и Ленинграде. Переговоры успехом не увенчались, но уже в марте 1925 года Клемперер вернулся в СССР для новых концертов.

А в 1929 году Отто Клемперер встретился с новым симфоническим оркестром филармонии. В их совместных концертах звучала музыка Малера, Дебюсси, Яначека, Бетховена и Баха. Вот какой была реакция маэстро на это сотрудничество: «Когда я первый раз услышал оркестр Софила, я тотчас же убедился, что имею перед собой первоклассный оркестр. Качество тона, музыкальная виртуозность и, не в последнюю очередь, вдумчивое отношение, которым отличается оркестр, — все вместе взятое, безусловно, обеспечит оркестру Софила первейшее место в музыкальной жизни Москвы. Для меня всегда будет радостью работать с этим оркестром».

Яркие воспоминания об одном из концертов оставила основательница и директор Детского музыкального театра Наталия Сац, которая в тот приезд дирижера познакомилась с ним лично. Вот как она об этом писала:

«Мы пришли в Большой зал консерватории за полчаса до начала, но дойти до гардероба оказалось совсем не просто. Одиночки и целые группы людей разного возраста с молящим: „Нет ли лишнего билетика?“ — очень затрудняли продвижение по консерваторскому двору. Люди стояли в проходах, в ложах, в дверях. Но вот огромный оркестр занял свои места на эстраде, музыканты захлопали смычками по пультам и устремили глаза на моего вчерашнего знакомого. Ну и рост! Гулливер среди лилипутов. Он повернулся к оркестру и поднял огромные крылья рук. Это была Шестая, „Пасторальная“ симфония Бетховена. Меня поразила звучащая тишина, тончайшие нюансы. Он достигал их, казалось, так просто — мановением руки; все его пальцы, каждый сустав, чудодейственно помогали тончайшему раскрытию партитуры. Минимальные, точные и выразительные жесты только для возникновения звучаний — ничего для публики. Да он о публике вроде бы и совсем забыл. Только когда между частями симфонии раздались аплодисменты, он повернулся один раз с болью на лице, словно сказал: „Не прерывайте, дослушайте до конца, зачем шум, когда музыка только прервана, но не закончена“. Тишина сберегла последние аккорды на несколько мгновений дольше, чем они звучали, услышанное словно выиграло время, чтобы спуститься в память слушателей глубоко, затаиться там надолго.

Но потом, казалось, аплодисментам и вызовам не будет конца… Зал ревел, как буря… Мы ушли после десятого вызова дирижера, когда многие еще оставались в зале — видно, не знали, как вернуться обратно в свои берега».