Первое десятилетие — 20-е годы ХХ века

Пожелтевшие афиши, кадры кинохроники (их странно смотреть, иногда они немые, без звука), старые фотографии — все это как машина времени, переносящая на сто лет назад, в то далекое время, когда создавалась Московская филармония. Конечно, возникла она не из воздуха, не на пустом месте. Концертная жизнь не прекращалась ни во время Первой мировой войны, ни во время революции, ни после нее. Еще во второй половине ХIХ века существовало московское отделение Русского музыкального общества, которое Чайковский называл «единственным музыкальным учреждением, могущим составить гордость нашего города», его концерты проходили в Благородном собрании (теперь это Колонный зал Дома союзов) и в консерватории. В 1883 году возникло Московское филармоническое общество. Но это была капля в море — не было собственного постоянного оркестра, да и концертов было совсем немного. После 1917-го новая власть стремилась взять в свои соратники музыку. Нарком просвещения Анатолий Луначарский сформулировал яркий лозунг, который стал руководством к действию: «В своей принципиальной глубине музыка и революция родные». Уже в 1918 году в Наркомпросе появился Музыкальный отдел — знаменитый «Музо», а внутри него — Концертный подотдел, который в меру сил и возможностей поддерживал огонек музыкальной жизни. Не без его помощи в Большом зале консерватории в 1919-м году прозвучал весь цикл бетховенских симфоний, а потом началась серия программ, посвященных французской музыке от Люлли до Дебюсси. Музыка входила в повседневную жизнь: концерты проходили на заводах и фабриках, открывались хоровые кружки, уроки музыки стали обязательными в школах, на площадях разыгрывались массовые театральные постановки. И это все в условиях голода, холода, разрухи. 20-е годы для Московской филармонии не были безоблачными. Ее несколько раз реформировали — в 1923-м Госфил превратили в акционерное общество «Росфил», пять лет спустя — опять смена названия, теперь филармония именовалась «Совфил». Только в 1931 году из акционерного общества она станет, наконец, Московской государственной филармонией. И все же концерты были, и публика — та самая новая публика, плохо одетая, неподготовленная — постепенно привыкала к этой новой для себя музыкальной реальности. Бетховена и Чайковского слушали, с современных авторов стремились улизнуть. Кто теперь может оценить, каких усилий стоило организовать в середине 20-х годов прошлого века гастроли знаменитых дирижеров Германа Абендрота, Отто Клемперера, Эриха Клайбера, авторские концерты Дариуса Мийо и Белы Бартока? На короткое время в состав филармонии вошел легендарный Персимфанс, созданный по инициативе скрипача Льва Цейтлина и в духе времени воплотивший идею «коллективного труда». В оркестре было восемьдесят превосходных музыкантов, в основном, из Большого театра и консерватории, и не было дирижера. Это был первый музыкальный коллектив, который исполнял Чайковского, Бетховена, Скрябина, Листа не только в филармонии, но и в рабочих клубах, в заводских цехах и на открытых площадках в парках. Рассадка оркестрантов отличалась от привычной: на сцене музыканты садились кругом, чтобы видеть друг друга. Первый концерт Персимфанса состоялся 13 февраля 1922 в Колонном зале Дома союзов. В программе значились произведения Бетховена: Третья симфония, Концерт для скрипки с оркестром (солист Лев Цейтлин) и увертюра «Эгмонт». Ходили слухи, что это какой-то трюк, что где-то спрятан дирижер, который якобы подаёт тайные знаки музыкантам. Но дирижеры были не на сцене, а среди публики. Музыкальный критик Арнольд Цуккер, очевидец этих событий, остроумно замечал: «Говорят, что там были тогда все дирижёры, существовавшие в природе в радиусе не менее 500 вёрст». Концерт прошел с большим успехом, а потом состоялся митинг, на котором было его обсуждение. Через неделю программу повторили в Большом зале консерватории. Эти концерты вызвали разноречивые отклики в прессе, так, в газете «Жизнь искусства» появилась статья с характерным названием «Всадник без головы», в которой предсказывалось, что взбалмошная затея не получит развития, «ибо торжествовать ей нечем». В составе филармонии Персимфанс просуществовал всего несколько месяцев. Но вот удивительно — идея его жива и сегодня…

А свой собственный оркестр у Московской филармонии появится только в 1928 году.