«Вначале было слово, и слово было — Рояль», да простят меня верующие за такое циничное перефразирование.
Но для меня это и правда так. Я была ребёнком очень раннего развития, и в 2 года 1 месяц уже умела читать. Учили меня по модной тогда методике скорочтения — запоминались не отдельные буквы, а карточки со словами целиком. «Мама». «Папа». «Бабушка». «Дедушка». «Рояль». «Виолончель» (Мама — пианистка, папа — виолончелист).
Слово «виолончель» было самым простым. Я его отличала просто по длине.
А слово «рояль»…
Рояль был у нас дома. Мы втроём, родители и я, жили в одной маленькой комнатке, и четвертым ее обитателем был мамин рояль.
Его клавиатура почти что нависала над родительской кроватью. Он был для меня просто очень большой игрушкой.
Рояль был старый. Его корпус не был уже ни блестящим, ни даже полностью чёрным — то тут, то там от корпуса были отломаны щепочки, и зияло нелакированное дерево. Войну он пережил где-то в подвале… это был немецкий инструмент Блютнер примерно 1930-х годов выпуска.
Его белые клавиши были уже не из слоновой, а из коровьей кости. На многих клавишах был «кариес» — потемневшие пятна, иногда даже буквально дырки… Это был инструмент, на котором я прошла свои первые шаги и он верно служил мне ежедневно почти 10 лет.
Они, конечно, не живые существа. Но и предметами я тоже не могу их назвать. Они — наши инструменты. Это самое точное определение. Инструменты, позволяющие выразить свою мысль и чувство точнее, тоньше и выше, чем слова. Инструменты, которые вдохновляют нас, открывают новые горизонты, подсказывают новые звучания.
Они бывают разные. К ним привыкаешь. И в то же время самый необходимый навык пианиста — познакомиться с новым инструментом буквально за минуты, ведь мы, в отличие от скрипачей, не возим наш собственный инструмент на гастроли.
Сколько роялей я видела в жизни? Наверное, тысячи. Чем они отличаются? Бывают «удобные» и «непослушные», бывают «глухие» и «гремучие», бывают «тугие» и «легкие». Бывают, в конце концов, новые и старые! Конечно, новые надежнее, выносливее…
Однако, когда садишься за старый инструмент, это сродни машине времени. К нему прикасались руки великих предшественников, он звучит иначе, чем новенький концертный рояль, но в его звуке — обаяние давно ушедших лет, ностальгия по старому доброму золотому веку Музыки и великих пианистов…
Рояль — это вторая половина пианиста. Мы кентавры, не существующие друг без друга, сливающиеся в одно целое с этим инструментом, по научной классификации называющимся «клавишно-ударным», и преодолевающие его ударную природу, и всю жизнь пытаемся сделать так, чтобы он — ЗАПЕЛ…