Александр Сергеевич Пушкин. «Моцарт и Сальери»

Никаких доказательств преступления найти не удалось, ибо не было и самого преступления. Моцарт не был отравлен сулемой, и многие обстоятельства его смерти имеют вполне естественное объяснение, но это уже не имеет никакого значения. Маленькая трагедия о двух соперничающих талантах приобрела смысл философской притчи о совместности гения и злодейства, укоренилась как миф, заключающий в себе этическую концепцию. А для того, чтобы это стало возможно, в основе действительно должна была лежать драма.

Кстати, Пушкин был убеждён, что Сальери де-факто отравил Моцарта. Когда он задумал трагедию в первой половине 1826 года, информация о смерти Сальери (будто бы признавшегося перед кончиной в страшном преступлении), была еще совсем свежей и версия отравления, которую разнесли некоторые немецкие журналы, не казалась такой уж фейк-ньюс. Она представлялась как естественная живая история, опыт, в котором российский поэт мог увидеть и собственные взимоотношения с обществом, собственную судьбу таланта под прицелом завистника, томящегося идеей: «Я избран, чтоб его остановить…»

А потому с такой естественностью Пушкин творит образ главного героя, посредством музыки определяя все развитие действия трагедии. Моцартовские сочинения играют здесь особую роль. На протяжении трагедии они явлены читателю трижды. Сначала это слепой старик-музыкант с арией из «Дон Жуана», позванный ради шутки. Затем будет звучать клавирная пьеса, опытом написания которой Моцарт делится с Сальери. «Я весел… Вдруг: виденье гробовое, незапный мрак», — определяет атмосферу ее создания композитор. И, наконец, собственно главный предмет терзаний, заказ Чёрного человека — «Реквием», подводящий всю трагедию к ее кульминационной точке, когда заупокойную мессу призван исполнять отравленный завистником автор.

По логике криминального сюжета, с последней нотой звучащего Реквиема трагедия должна завершиться — цель достигнута! Но она только начинается, обрекая отравителя Сальери на вечные муки (музыка убитого будет напоминать ему о содеянном непрестанно), а пушкинскую пьесу — на статус этического камертона, который отзовется в различных опытах еще много раз.

Даже если и самого преступления не было.

Моцарт и Сальери, Александр Пушкин, 1830 г