Ленинград встречает приезжих «усталой» бронзой памятника Петру Первому, грязно-розового цвета колоннами-монстрами Исаакия, кинжальным шпилем Адмиралтейства; вычерченным, как по линейке, Невским проспектом с серыми фасадами домов и чёрной водой реки Мойки. Как трудно воспитаннику вологодского детского дома Валере Гаврилину понять строгую красоту чужого города, в котором он оказался после успешной сдачи экзаменов в интернат при консерватории.
На купленных перед дорогой фотографиях Ленинград был совсем другим — «умытым» и утопающим в солнечных лучах. Но за первые недели пребывания в городе Валера так ни разу и не увидел ясного неба. Тучи сгустились и над бытовыми вопросами: выданные в дорогу деньги быстро закончились, поэтому приходилось ходить из общежития на занятия пешком, наматывая ежедневно по несколько километров.
Ребята отнеслись к Гаврилину неприветливо, с ухмылками рассматривая его наголо обритую голову и штаны, из которых он давно вырос. На уроках Валера чувствовал себя неуютно: в 14 лет он играл фортепианные пьесы для первоклассников, а по сольфеджио откровенно «плавал». Но за первый год почти наверстал упущенное и заставил говорить о себе как о безусловном таланте. В паузах между уроками читал взахлёб. Сначала всё подряд, а потом переключился на книги по истории Ленинграда
Город приоткрылся ему в новом свете. Однажды Валере приснился сон: «Это было ранним майским утром, в 6 часов. Было необычное солнце, кованая ограда сада и деревья в ярких лучах…», — вспоминал композитор. Гаврилин проживёт в Ленинграде 40 с лишним лет и будет постоянно искать тихое убежище с окнами на восток. Из первой отдельной квартиры в спальном районе он съехал через считанные месяцы из-за картонных стен. Преимущества жилья в историческом центре оказались сомнительными из-за постоянного уличного шума; в однушке на Пестеля продержался 15 лет лишь из-за того, что поблизости была церковь, куда он часто ходил на службы.
Валерий Александрович долго не хотел признаться самому себе, что искал в Ленинграде адрес, который на самом деле находился под Вологдой, в деревушке, где поблизости возвышался снежно-белый храм Воздвижения, блестело васильковой гладью Кубенское озеро, колосились золотом поля и кругом царил покой, убаюкивающий сердце и душу.