Табула четвёртая. Не лёгкий жанр
Выпуск 4
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
По количеству кабаре дореволюционный Харьков если и уступал Парижу, то немного: почти на каждом фонарном столбе красовались афиши с призывно улыбающимися длинноногими танцовщицами в оборчатых пачках. Десятилетний Исаак Дунаевский, гуляя по большому городу, не пропускал ни одной юбки. Он казался себе взрослым после того, как покинул родительский дом в местечковом Лохвице, чтобы поступить на учёбу в училище при Императорском музыкальном обществе.
Исаак с гордостью носил форменную курточку с золочёными пуговицами и бархатными лирами в петлицах, вызывая внешним видом восхищение дам. Поклонниц могло быть больше, если бы профессора не запрещали студентам посещать развлекательные представления. В «чёрный» список попали и обожаемые Исааком оперетты. Самые популярные арии из них он по памяти играл на рояле. Когда был в ударе, то непременно исполнял свой коронный номер «Ради женщин я готов пойти на всё…»
Революция отменила не только канканы, но и романтику чувств. Можно несколько дней не есть, не спать, но как прожить хотя бы час без любви? Дунаевский написал первую в Советском Союзе лирическую оперетту. Название «Золотая долина» отсылало к живописным предгорьям Кавказа, где возводилась цветочная плантация руками молодых девушек и парней. Композитор собрал яркий музыкальный букет из маршей и вальсов, народных песен и романсов. Принимающая комиссия, похоже, не поняла, что оперетта воспевала не ударную стройку на родине Вождя народов, а искренние переживания обыкновенных людей. Иначе бы в 1937 Дунаевского наказали за идеологический нигилизм.
Пройдут годы, и обвинённый в космополитизме композитор возьмётся за переделку «Золотой долины», чтобы доказать всем, что любовь продолжает править миром. Но финал первого акта предательски не получался. В поисках вдохновения Дунаевский перелистал партитуры классиков и вспомнил, как в Харьковской консерватории изучал композицию на примере симфоний Бетховена. Их величественная мощь, казавшаяся тогда умозрительной, обожгла сердце зрелого мастера и помогла найти нужную гармонию. С самим собой. Нежелание театров ставить «Золотую долину» обернулось для Дунаевского личной трагедией — оперетта увидела свет лишь после его кончины.
