Александр Сладковский: «Мой оркестр — это моя семья»

Одна из главных новостей последних двух недель — присвоение Госоркестру Татарстана звания «академический». О работе с одним из ведущих коллективов страны, о том, как наладить контакт с музыкантами, почему оркестровые сочинения Скрябина исполняют редко и многом другом в интервью Андрею Ноздреватых рассказал художественный руководитель и главный дирижёр Государственного академического симфонического оркестра республики Татарстан, народный артист России и Татарстана, профессор Александр Сладковский.

А. Ноздреватых: Александр Витальевич, что даёт коллективу новый статус? Наверное, что-то изменилось даже в бытовом плане?

А. Сладковский: На бытовом уровне это лампасы.

А. Ноздреватых: Украшение костюма?

А. Сладковский: Нет. Я имею в виду генеральское звание: у генералов на брюках есть лампасы. Для меня это ещё бо́льшая ответственность за то, что я делаю, ещё больший шанс сделать всё невозможное, для того чтобы развиваться дальше и стремиться к новым высотам. Это подтверждение того, что курс, который мы взяли без малого двенадцать лет назад, был абсолютно правильным и последовательным. И то, что мы получили этот статус, доказывает только одно: сворачивать с этого пути ни в коем случае нельзя. Ведь смысл нашей работы заключается в том, чтобы нести людям высокое академическое искусство, ориентируясь на лучшие коллективы и лучшие традиции российского исполнительства. А для музыкантов оркестра, которые вкладывают свою душу, сердце, любовь, силы и здоровье, огромная честь и гордость работать не просто в Государственном симфоническом оркестре, а в Государственном академическом симфоническом оркестре.

А. Ноздреватых: Каждый год появляются сообщения о том, что Сладковский с Госоркестром Татарстана, ныне академическим, делает новую эпохальную запись — нечто мощное, крупное, запоминающееся. Давайте вспомним основные вершины, которые вы с оркестром покорили за последние годы.

А. Сладковский: Когда в 2010 году я начал работать в Татарстане, мне было очень больно от того, что мой предшественник, великий Натан Рахлин, который создал оркестр и руководил им тринадцать лет, практически не оставил никаких акустических следов. Оркестр гремел по всему Советскому Союзу, а нам остались лишь фотографии и единичные записи на виниле и плёнке. Я считаю, что любой современный оркестр должен оставлять след в истории. Это первый мотив для меня. А второй — очень грустная тенденция, которую я видел и в нашей стране, и во всём мире: звукозапись пошла на спад, перестала иметь спрос, начала обесцениваться. Кроме того, как руководитель я понимал, что звукозапись — это не просто механическое записывание музыки с множеством дублей. Это колоссальная практика для оркестра, дающая гигантский творческий скачок. Ведь сверхзадача звукозаписи — показать максимум, на который коллектив способен в данный момент. Сейчас эта работа уже стала неотъемлемой частью нашей творческой политики, и время показало, что это очень правильное направление развития.

Сначала мы записали «Антологию музыки композиторов Татарстана» — бокс из трёх дисков с произведениями татарских композиторов разных поколений. В качестве бонуса вышел отдельный диск с симфонией «Манфред» и «Островом мёртвых». А потом мы вошли в раж: все симфонии и инструментальные концерты Шостаковича к его стадесятилетию, все симфонии и инструментальные концерты Чайковского, весь Рахманинов (три симфонии, Симфонические танцы, «Остров мёртвых», «Утёс» и Вокализ). А ещё был «Малер в квадрате»: переизданные «Мелодией» записи Первой, Пятой и Девятой симфоний Малера в исполнении Кирилла Кондрашина и в том же боксе — те же самые симфонии, сыгранные нами. Сейчас у нас в работе все девять симфоний Бетховена и Стравинский: «Весна священная», «Петрушка» и сюита 1919 года из «Жар-птицы». В течение трёх ближайших лет я планирую записать все симфонии Малера.

А. Ноздреватых: Недавно состоялась ваша запись, но не с Госоркестром Татарстана, а с Российским национальным. Вы записывали Скрябина, и притом в необычном месте. Расскажите, пожалуйста, что и где вы писали.

А. Сладковский: Это прямо мистическая история. Мне позвонили с канала «Культура» и спросили, могу ли я летом сделать записи для гигантского проекта, посвящённого юбилею Скрябина. А у меня на это время была запланирована запись в Казани, и я сказал, что у меня расписан буквально каждый день, и вырваться на три дня просто физически невозможно. И, можете себе представить, запись для проекта перенесли на сентябрь — на временно́е окно, когда я был свободен! Идея проекта заключается в том, чтобы записать с РНО три огромных трека: «Поэму экстаза», «Божественную поэму» (это Третья симфония Скрябина) и Фортепианный концерт. Сначала надо было записать фонограммы. На это у нас ушло два дня. А на третий день мы снимали видеоряд в космическом павильоне на ВДНХ — на фоне земного шара, в самом центральном месте, под куполом. Было задействовано около сорока камер плюс дроны. Это потрясающий, масштабный проект, который выйдет в эфир на канале «Культура» в январе будущего года. Я сам с трепетом ожидаю окончательный продукт. Бесспорно, для меня это одно из самых важных событий уходящего года. Я бесконечно благодарен каналу «Культура» и Российскому национальному оркестру за возможность принять в этом действе самое непосредственное участие и открыть для себя новые стороны музыки Скрябина. По моему представлению, это ещё не раскрытая планета даже для профессионалов, не говоря уже о меломанах. Скрябин — это действительно космос.

А. Ноздреватых: Скрябин — мистическая фигура с мистической биографией. Известно, что Софроницкий, великий скрябинист, даже боялся играть некоторые сочинения на эстраде, опасаясь потерять сознание. А как вы ощущаете себя в музыке Скрябина?

А. Сладковский: Очень органично. Его музыка мне очень близка. Когда я учился в консерватории, я переиграл практически все его сочинения. Одно из самых моих любимых произведений — это его до-диез-минорный этюд op. 1. Когда я хотел понравиться девушке и рядом оказывалось пианино или рояль, я садился и играл ей до-диез-минорный этюд Скрябина. И у меня всегда были шансы, потому что эта музыка околдовывает. Скрябин для меня понятен, ясен, и восхитителен.

Другое дело, что технологически Скрябин космически сложен для оркестра. Очень немногие коллективы могут это сыграть. Именно поэтому его все сторонятся. Его главная сложность в непохожести, необычности, необыкновенности музыкального языка, который очень трудно освоить. В его музыке такое количество красок, перевоплощений и перевёртываний! Но в моих планах это есть. Скрябин — одна из планет, которую я хочу достигнуть вместе с нашим оркестром. Я точно знаю, как туда долететь, каков будет маршрут и сколько нужно топлива. Это только дело времени. Я думаю, что его время ещё не наступило. Но оно обязательно придёт, хотя, возможно, мы его и не застанем.

А. Ноздреватых: Вы недавно вернулись из Будапешта, где дирижировали Венгерским национальным филармоническим оркестром. Как вам работалось?

А. Сладковский: Я, к своему счастью, был там уже не в первый раз. Как только я прилетел, я позвонил художественному руководителю филармонии, и он мне сказал: «Саша, оркестр так тебя ждёт!» Боже мой, оркестр так редко ждёт дирижёра! Оркестранты обычно дирижёров не любят. Но тут буквально с первой секунды я почувствовал какую-то невероятную энергию тепла и любви. Знаете, степень приятия дирижёра музыкантами проявляется в их реакции на его просьбы. Я только-только намекну, мол, здесь надо играть более широким смычком, — моментальная реакция: они тут же отмечают себе в нотах какие-то мои просьбы, тут же меняется краска, характер, интонация. Такой контакт и энергетический обмен для меня бесценен. Как учили нас в Петербургской консерватории, главное — не махать руками, а добиваться звучания, которого ты хочешь сам. Выступление было окрыляющее. Мы практически без помарок сыграли Пятую симфонию Шостаковича и кантату «Александр Невский». Концерт транслировало национальное венгерское телевидение, и я очень рад, что он остался в истории.

А. Ноздреватых: Вы сказали интересную вещь: оркестр вас ждал. Конечно же, работая с разными оркестрами, дирижёру каждый раз приходится устанавливать психологический контакт с музыкантами. У вас есть секретные ходы, которые вы используете для того, чтобы завоевать доверие?

А. Сладковский: Конечно. Это всё равно что соблазнить девушку. Можно ведь взять нахрапом и не получить удовольствия, и больше она о тебе никогда не вспомнит или вспомнит с отвращением, а можно прибегнуть к каким-то другим способам. Либо ты искренен, действительно любишь и по-настоящему хочешь достичь какого-то результата, либо ты тиран, деспот и бронтозавр.

Я вам честно скажу: от многих приглашений я сейчас отказываюсь. В гостях всегда как-то неуютно. Вот надел ты тапочки — и думаешь: а вдруг хозяйские? А вот в Татарстане я дома, и мой оркестр — это моя семья, моё самое дорогое и любимое сокровище. Для меня нет ничего дороже того, что у меня есть в Татарстане.