Табула шестнадцатая. «Чеховский» вальс

В то время, когда в космосе летали первые советские спутники, на балетной сцене порхали великая Уланова и несравненная Плисецкая. Длина очередей за билетами на их спектакли приближалась к окружности Земли. Студенту Ленинградской консерватории Валерию Гаврилину, чтобы окунуться в магию танца на пуантах, нужно было всего-навсего пройтись пешочком от дома до хореографической студии, где он подрабатывал концертмейстером.

Руководившая занятиями дама, когда-то выходившая на сцену вместе с примами, однажды попросила Гаврилина сыграть классическое адажио. В тот момент он не вспомнил подходящей музыки и стал импровизировать. Одну из тем нашёл удачной и, не задумываясь о её танцевальном происхождении, потом использовал в фортепианной пьесе, названной «Вальсом».

Гаврилин сильно удивился, когда сценарист и режиссёр Александр Белинский посчитал его балетным композитором и предложил написать музыку для телефильма по мотивам рассказа Чехова «Анна на шее». Гаврилин отказал, написав письмо. Но после долгих уговоров согласился «пожертвовать» ранее написанным «Вальсом». Получив право на сценическую жизнь, он стал именоваться «Чеховским».

Гаврилин, перечитав любимого Антона Павловича, заново проникся «ранимостью и деликатностью его героев, трагизмом неразделённой любви, чистой и светлой грустью». Воодушевлённый композитор пересмотрел свой музыкальный архив и подобрал для фильма пьесы, которые он сочинил на заре карьеры и веры в романтические идеалы.

Оркестровку отдал делать на сторону. Однако «Чеховский» Вальс никому не доверил и до последнего сомневался, сумел ли выразить в партитуре хрупкость образа юной героини. Но, увидев, как в павильоне вдохновенно репетировала роль Екатерина Максимова, понял, что со своей задачей справился.

«Анюту» впервые показали по Центральному телевидению 1 мая 1982 года. Миллионы зрителей с первых кадров влюбились в гаврилинский вальс. Он стал лейтмотивом музыкального фильма и его окрестили… Большим. Постановку перенесли на главную сцену страны. Валерий Александрович с нетерпением ждал премьеры, тем более, он никогда прежде не был в Большом театре. Но композитора почему-то забыли пригласить. Обзванивать влиятельных знакомых и выпрашивать у них билет посчитал занятием унизительным. Гаврилин по-прежнему выверял свои поступки по «чеховским» нравственным меркам.