Табула одиннадцатая. Гениальный двоечник

Серое ленинградское небо заплакало проливным дождём. Валерий Гаврилин по пути из консерватории до дома насквозь промочил единственные ботинки. Их поставили сушиться в духовку. За ночь они скукожились и стали напоминать игрушечные кораблики. Жена смеётся, а Валерий в смятении: босиком же не пойдёшь на урок по композиции, и нужно как-то объяснить своё отсутствие профессору Оресту Евлахову.

В итоге не придумал ничего лучшего, чем рассказать правду. От предложения занять денег на новые туфли отказался: дело было не только в уязвлённой гордости, а прежде всего в нежелании видеться с Евлаховым. Кому понравится слушать изо дня в день, что ты ленив и бездарен? В конце концов Гаврилин стал прогуливать занятия, освободив время на походы в филармонию.

Однажды они оказались на одном концерте. Евлахов издевательским тоном поинтересовался у Гаврилина, не жмут ли ему новые ботинки, а потом сухо сообщил, что с нетерпением ждёт его на зачёте. На следующий день профессор с нескрываемым удовольствием «топил» своего ученика на глазах у изумлённой комиссии. Не дождавшись обсуждения, Валерий выбежал из аудитории с мыслью, что жизнь закончилась. Придя домой, кинулся на балкон, и жена в последний момент удержала его от прыжка, схватив за полы пальто. На семейном совете решили, что нужно расстаться с Евлаховым, чтобы окончательно не растерять веру в свой талант.

Гаврилин пришёл в деканат забирать документы. Но всё случилось с точностью наоборот: ему отдали зачётку с оценкой «отлично», сообщив по секрету, что Евлахова никто из коллег не поддержал. По злой иронии профессор оказался первым, с кем радостный Гаврилин столкнулся в коридоре. Тогда он понял, что единственный способ избежать неприятных встреч — как можно реже появляться в стенах консерватории.

Гаврилин перевёлся на отделение народного творчества музыковедческого факультета и месяцами пропадал в фольклорных экспедициях. Потом он напишет, что «вылазки» в провинцию помогли ему «обрести какой-то свой взгляд на музыку». Когда Евлахов предложил вернуться к нему на кафедру, то согласился: Гаврилин тогда уже точно знал, что профессор не сможет помешать ему стать композитором.