«На биржу тянется извозчик…»

«А Петербург неугомонный Уж барабаном пробужден. Встает купец, идет разносчик, На биржу тянется извозчик…» — знакомые строки из пушкинского «Евгения Онегина» сразу вызывают в воображении знакомый пейзаж: Невы державное теченье, Ростральные колонны Васильевского острова, шедевр Джакомо Кваренги — Биржа…

Стоп. Биржа тут ни при чем. Не к ней извозчики держали путь на рассвете. Биржей по времена Пушкина называлась стоянка, где можно было ждать седоков. «Биржевой» было почетным извозчичьим званием: седоки сами шли, да еще с ними можно было торговаться, что было заведомо выгодней, чем искать прохожих по улицам, как это делали «шатущие ваньки». А торговаться извозчики умели. В «Путешествии в Арзрум» Пушкин сообщает, что 2 рубля серебром получил от него извозчик за переезд двух улиц! В то время в кухмистерской за 4 копейки можно было прилично отобедать, а прикопив к двум еще рублик даже избу можно было купить. Но седокам биржевые, ухари и лихачи с «щегольскою закладкой», могли отплатить — столь любимой русскими быстрой ездой.

У Пушкина мы найдем не только извозчиков, но и ямщиков, и кучеров. Извозчики — это своего рода «таксисты», за плату возившие кладь и людей. Ямщики — привычные к колеям и рвам отеческой земли «дальнобойщики», служили по найму на почтовых прогонах яма. А кучера были преданными «личными водителями» помещиков.

Кстати, как Пушкин пишет в «Начале автобиографии», его бабушка именно в присутствии кучера, в дедовой карете, разрешилась (цитирую) «чуть ли не его отцом».