Табула двадцать девятая. Притяжение Европы
- 29 февраля 2024
В соответствии с требованиями РАО, плеер не разрешает останавливать, перематывать или скачивать записи.
«Бойся желаний, ибо они имеют обыкновение сбываться», — предупреждал Конфуций, но Сергей Рахманинов об этом не знал. Он ненавидел зиму и мечтал «хотя бы на месяц уехать из России». Пройдут десятилетия, и мечты обернутся разлукой с родной землёй на всю оставшуюся жизнь, но к тому времени он уже обладал навыками мигранта. В первое десятилетие прошлого века композитор изменил Москве с Дрезденом на целых три года и был там не только счастлив, но и весьма плодовит.
Почему русским гениям так легко писалось на чужбине? Они с завидной настойчивостью ездили в Европу, чтобы с комфортом тосковать по родине: Гоголь — в Италию, Чайковский — в Швейцарию, Тургенев — во Францию. А Рахманинову приглянулась Германия. Он выбрал город на берегу красавицы Эльбы — резиденцию саксонских королей. Театры, музеи, соборы, дома с резными картушами… В центре этого великолепия, пропитанного арийским духом, он пишет фортепианную Сонату, поэму «Остров мёртвых», оперу «Монна Ванна», но главное — монументальную Вторую симфонию. Будет бродить по аллеям Гроссер Гартен, слушать Рихарда Штрауса, восхищаться «тысячей сортов колбас и сосисок» в местных лавочках и в то же время сочинять Адажио, каждая нота которого наполнена счастьем по-русски. А это значит — на разрыв аорты.
Своё гнёздышко, полупустой двухэтажный особняк в тихом уголке Дрездена, Рахманинов покидает с неохотой: летом — Ивановка, весной — Исторические концерты Дягилева в Париже, зимой 1908-го — Петербург. Когда-то с треском там провалилась любимая Первая симфония, и вот теперь премьера нелюбимой Второй под управлением автора. Триумф, премия имени Глинки, поклонники, но притяжение неметчины от этого не становится меньше. Даже после ужасов Великой войны он не откажется ни от немецкой культуры, ни от города, который стал ему дорог. Купит там дом для тёщи, будет в нём останавливаться во время гастролей, и осенью 1924 года поведёт свою любимую старшую дочь к алтарю в дрезденской православной церкви.
Но это уже будет в другой жизни, той, в которой нет России. А пока он категорически не хочет возвращаться на родину и только под давлением жены даёт согласие: «Ах, если бы Вы знали, как я опечален…».
