Людмила Максакова: «Мама была для меня Весной из оперы „Снегурочка“…»
30 июня 2013
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
О своей жизни в программе «Нездешние вечера» на радио «Орфей» рассказывает известная актриса театра и кино, Народная артистка РСФСР — Людмила Васильевна Максакова…
Людмила Максакова родилась в семье советской оперной примадонны — Марии Петровны Максаковой. Детские годы будущей актрисы прошли в знаменитом Доме артистов Большого театра в Брюсовском (а ныне Брюсовом) переулке в окружении таких звезд прославленной сцены, как Антонина Нежданова, Елена Катульская, Михаил Габович, Николай Голованов, Иван Козловский, Бронислава Златогорова и Надежда Обухова. «Это было очень жизнеутверждающее сообщество людей, составляющих цвет нашей культуры», — вспоминает артистка.
Юная Людмила училась в Центральной музыкальной школе и занималась игрой на виолончели. «У меня было ощущение, что весь мир занимается только музыкой и больше ничем: все вокруг пели, играли на инструментах — гаммы, вокализы, звуки божественной арфы раздавались повсюду — Эрдели (Ольга Эрдели — советская арфистка, –прим. ред.) жила в нашем доме…», — рассказывает Максакова.
Описывая атмосферу в семье, Людмила Васильевна вспоминает: «Я совершенно не помню, чтобы в моем окружении были какие-нибудь дети. Только взрослые, мир взрослых — я очень рано в него попала. Дело в том, что ни у кого из них не было детей — ни у Обуховой, ни у Неждановой, ни у Лепешинской… Они все безраздельно жили только своим искусством».
«К сожалению, наш дом был очень дамский, — продолжает Максакова, — настоящий женский монастырь. Мужчин в нем почти не было. Я даже не представляла себе, что такое мужчина, и зачем он вообще нужен. Поэтому, когда я попала в дом Рубена Николаевича Симонова (советский актер и режиссер, педагог Максаковой в Щукинском театральном училище, — прим. ред.), мне открылся совершенно прежде неведомый мужской мир. Это были книги в старинных переплетах, дарственные фотографии Шаляпина и Пастернака, маленькая французская гитара, письменный стол, кабинет, в котором висел его огромный портрет кисти Павла Корина…».
Канарейки Обуховой, таинственный шарф Козловского, чтения Пастернака до утра — вас ждут живописные теплые воспоминания о тех временах, когда еще ценились элегантные манеры, а поэзия была «своеобразным запоем»…
