Полцарства за коня, или Дар императора

На свете нет такого ценителя музыкальной классики, кто хотя бы раз не слышал романтическую историю создания знаменитой «Фантастической симфонии» Гектора Берлиоза. Композитор, страстно влюблённый в ирландскую актрису Гарриет Смитсон (превосходную исполнительницу женских ролей в драмах Шекспира) вложил в музыку симфонии обуревавшие его эмоции. А опусу предпослал не только подзаголовок «Эпизод из жизни артиста», но и довольно пространный сюжет о разных стадиях собственной увлечённости: от мечтательных томлений до жестокого разочарования. А как иначе, если в результате всех коллизий возлюбленная оказывается ведьмой на настоящем шабаше нечисти?

К слову, здесь Берлиоз оказался пророком: история любви и женитьбы, о которой судачил весь Париж, закончилась разводом. Но даже при таком прозаическом окончании бурного романа, посвящение симфонии музе, вдохновившей автора на создание шедевра, кажется очевидным! Но всё не так просто. Достаточно взглянуть на первое издание партитуры «Фантастической симфонии» за 1845 год и увидеть обескураживающее: «Посвящается русскому императору Николаю Первому».

Конечно, можно предположить, что композитор, к тому моменту полностью охладевший к мадам Берлиоз и расставшийся с ней, изменил негласное посвящение. Звучит логично. Но при чём тут русский император, за которым прочно закрепилась нелицеприятная репутация «жандарма Европы»? Разгадка кроется в одном простом обстоятельстве: отношении Берлиоза к России. И оно, в отличие от многих европейцев, было восторженным.

Когда воскресным днем 28 февраля 1847 года измученный парижскими неудачами и парижскими же долгами Гектор Берлиоз прибыл в Санкт-Петербург, он и представить не мог, какие почести ему будут оказаны, и с каким воодушевлением русские встретят его музыку. Внимание столичной знати, доступ в высшее музыкальное общество, личная аудиенция императорской семьи и, что самое главное, полнейший успех у публики. Немудрено, что Берлиоз, раскрасневшийся, окрылённый, вдохновлённый, буквально задохнувшийся от успеха, стоял после концерта подле зала Благородного собрания и, высоко воздев руку, потрясал кулаком в сторону осточертевшей и ощетинившейся против него Франции. Мол, вот вам! Получите!

«Россия — моя спасительница», — не раз впоследствии скажет Берлиоз. И он не лукавил. Здесь он приобретёт славу, почёт, уважение и верных друзей. Наконец, именно питерскими и московскими концертами он поправит своё незавидное финансовое положение. Однако было бы наивно полагать, что вся эта радужная картина возникла спонтанно. Отнюдь. В России работали «архитекторы» будущей славы Берлиоза, удачно подготовившие почву к появлению бунтаря-романтика. В их числе и Глинка, и Алексей Львов, и князь Одоевский, и братья Виельгорские…

Но и сам Берлиоз проявил встречную учтивость и далеко идущую предусмотрительность: за два года до визита в Россию — через приближённого к императору композитора и тайного советника генерал-майора Алексея Львова — выхлопотал возможность царственного посвящения своей лучшей симфонии.

И вот сразу после издания Берлиоз отправляет партитуру «Фантастической» в дар государю-императору Николаю Первому. Вскорости по получении ноты по высочайшему распоряжению были отправлены в Министерство императорского двора, а затем и в Дирекцию императорских театров.

Воздадим должное исторической правде: император Николай Первый оказался весьма равнодушен к подношению. И впоследствии не посетил ни одного концерта французского гастролёра. Однако, согласно правилам, посвящение Берлиоза без внимания не оставил: в дар композитор получил бриллиантовый перстень стоимостью триста рублей серебром.

Императорский перстень не был найден после смерти Гектора Берлиоза: вероятно, композитор продал его, что было нормальной практикой времени.

А вот имя императора Николая Первого навсегда увековечено не только в скрижалях российской истории, но и в судьбе одной из величайших симфоний, когда-либо созданных человеком — «Фантастической».