Всего четыре ноты
Выпуск 37
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Древний Иерусалим. Цветущие деревья и высокие скалы с живописными обрывами. Светает. Верные и преданные ученики крепко спят. А перед нами — зрителями — разворачивается душераздирающая сцена разговора Христа с Богом. И это — не привычная картина смиренной молитвы и готовности безропотно принять свою участь, а настоящий вихрь смятенных чувств обычного человека, которого заставляют идти на смерть.
Вы, конечно, узнали главный эпизод рок-оперы Эндрю Ллойд Уэббера «Иисус Христос — суперзвезда» — ария в Гефсиманском саду. Кульминация в раскрытии образа Христа, после которой последующее развитие событий становится неизбежным. В момент самого страшного отчаяния герой вопрошает Господа: «Почему я должен умереть?! Объясни мне прежде, чем осмелюсь ослушаться Тебя». И в этот момент звучит простая мелодия: всего четыре ноты — четыре удара молота судьбы…
Всего четыре ноты, последовательно пропетые вниз. Но это знак. Фигура музыкальной речи, говорящая о беспредельной скорби и отчаянии, и ко времени Ллойд Уэббера — довольно древняя. Символ, о котором британский композитор прекрасно знал.
Величайший хит — с момента обнаружения копии манускрипта в середине 19 века — «Чакона» старинного итальянского композитора Томазо Антонио Витали. Музыка невероятной экспрессии, на которую только способна солирующая скрипка. Поистине, на разрыв струн души. А важная «деталь» пьесы — неизменная тема, раз за разом повторяющаяся в басу. Всё те же «четыре ноты».
Композиторы времён барокко разговаривали со слушателем не только посредством собственной фантазии, реализованной в звуках, но и при помощи мелодий-формул, значение которых все прекрасно знали. Среди таких тем — те самые нисходящие четыре ноты — фундамент многих трагических образов. Как, например, в Чаконе Иоганна Пахельбеля.
Экспрессию четырёх нисходящих нот можно усилить, если заполнить переход от одной ноты к другой полутонами. Так, как это делает Генри Пёрселл в знаменитой Арии Дидоны из оперы «Дидона и Эней». Царица Карфагена оплакивает судьбу, грустит по покинувшему её Энею и готовится принять смерть…
Нисходящая хроматическая мелодия в басу получила латинское название: passus duriusculus, или «жестковатый ход». Согласитесь, звучит устрашающе. Как, впрочем, и сама мелодия, ставшая устойчивым олицетворением земных страданий и смерти.
Самое показательное обращение к этой «фигуре» — в Высокой мессе Иоганна Себастьяна Баха в части «Crucifixus» — «Распят за нас». В нашей истории Crucifixus Баха — суровый ответ на отчаянный вопль Христа в опере Ллойд Уэббера. При помощи фактически одной и той же мелодии, спускающей в бездны мироздания. Но лишь для того, чтобы почувствовать и осознать радость грядущего Воскресения.
