Тайна дрезденской чаконы

Выпуск 36
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Нью-Йорк, Карнеги-холл, 27 октября 1917 года. В два тридцать пополудни на американскую сцену впервые выходит 16-летний музыкант из России: Яша Хейфец. По окончании концерта его тут же назовут открытием века и едва ли не лучшим скрипачом современности.
Что так взбудоражило публику?
Небывалое мастерство вкупе с юным возрастом. А ещё — предельно эмоциональная и виртуозная программа: Концерт Венявского, Рондо каприччиозо Сен-Санса, Каприс Паганини, Мелодия Чайковского… Среди прочего — одна старинная Чакона, в те годы стремительно обретавшая популярность. О ней-то и пойдёт речь.
То, что сейчас звучит, — Чакона, авторство которой традиционно приписывают итальянскому композитору барокко Томазо Антонио Витали. Какова была исполнительская судьба пьесы при жизни автора — неизвестно. Но широкую популярность она снискала лишь в начале 20 века — после того, как бельгийский скрипач Леопольд Шарлье придал Чаконе вид современный и респектабельный: сочинил трагическое вступление, снабдил должной пост-паганиниевской виртуозностью, максимально сгустил эмоциональные краски и — вуаля! Перед вами — хит всех времён и народов.
Тайна дрезденской чаконы
Будем справедливы: Шарлье в своих доработках руководствовался версией Чаконы из «Высшей школы игры на скрипке» немецкого скрипача и друга Мендельсона Фердинанда Давида: в конце 60-х годов 19 века он издал сборник старинной скрипичной музыки в собственных транскрипциях.
Представьте: однажды в Дрездене в Саксонской библиотеке в руки Фердинанда Давида попадает манускрипт, на титульном листе которого значится «Parte del Tomaso Vitalino», то есть «Партия Томазо Виталино». Давид, давно интересующийся всяческими «новинками старины», признаёт в пьесе шедевр и издает её. Конечно, с собственными «приправами», романтическими красками и штрихами. А для пущей важности даёт пьесе название — «Чакона»: возможно, под влиянием чаконы из сольной скрипичной партиты Баха. Да и непонятное «виталино» (композитора с фамилией «Виталино» история не знает!) расшифровывает в пользу Томазо Антонио Витали — что должным образом и указывает в заголовке пьесы.
Все эти маленькие «мистификации» уже в 20 веке дадут повод к многочисленным разговорам о том, что Чакона — пьеса не старинная, а плод воображения самого Фердинанда Давида. Даже предлагали сменить официальное название: с «Чаконы Витали» — на «Дрезденскую чакону» — по местонахождению манускрипта. И получилась бы ещё одна разоблачительная история — наподобие «подлогов» Фрица Крейслера, если бы не несколько «но».
Авторство всех остальных пьес в «Школе игры на скрипке» Давида не подлежит сомнению. Сонаты и пьесы Баха, Леклера, Тартини, Нардини — соседствуют с вариациями Витали. К чему, в таком случае, фейк одной единственной пьесы?
Второе «но» — то, что «дрезденский манускрипт» эксперты, действительно, датируют началом 18 века. А вот вопрос авторства самой Чаконы — до сих пор открыт. Кто такой этот таинственный «Виталино»?
Быть может, итальянское уменьшительное «виталино» означает «Витали-младший», то есть «сын своего отца», учитывая то, что отец Томазо тоже был композитором? Или «Виталино» — поставлено неизвестным в знак «подражания Витали»? Рукопись не сохранилась, а дрезденский «список» ответа не даёт
Впрочем, музыка Чаконы, кто бы ни был её автором, говорит сама за себя: даже в романтизированных версиях Давида и Шарлье она — иллюзия полного погружения в эмоциональный мир барокко. Вероятно, это и есть самое главное доказательство. И будучи подлинным символом старины, Чакона Витали становится музыкальной основой Второго скрипичного концерта «Il Vitalino raddoppiato» немецкого композитора ХХ века Ханса Вернера Хенце: здесь таинственный «Виталино» предстаёт в диалоге с современным человеком — каждым из нас…

Последние выпуски программы

«Европейские гастроли», Или мир после Вавилонской башни

Окидывая взором музыкальную историю человечества, порой, утверждаешься в мысли, что библейская легенда о Вавилонской башне — правда. И возможно, когда-то давным-давно наши предки говорили на одном языке, пели одни и те же песни. И где-то на генетическом уровне остались воспоминания о былом единстве, свидетельство которому — музыка.

Родственные души

Впервые они встретились в Лейпциге в 1888-м — на новогоднем празднике у скрипача Адольфа Бродского. Взаимная человеческая симпатия возникла мгновенно. Оба — крайне эмоциональные и чувствительные. Оба — страстные мечтатели, обожающие природу и уединение. Общие кумиры — Моцарт, Шуман, Бизе.

Похождения менестрелей, Или наследили!

Обнаруженное сходство мелодических идей — забавное совпадение. Путешествия, к которому мы присоединимся, — в действительности не было, а некоторые факты — никогда не имели взаимосвязи! На первый взгляд….