У любого музыкального произведения есть своя лексика: звуки, слоги, слова, фразы, предложения. Получается настоящая «речь» — универсальный язык, не требующий перевода.
Но есть в музыке и интернациональные слова — мотивчики или ритмические фигуры, кочующие по нотным городам и весям и украшающие собой сочинения самых разных авторов, которые, возможно, ни о каком заимствовании и не думали. Но каждый раз из тех мотивов и ритмов складывали свои головоломки.
Это начало пьесы «Марс» из симфонической сюиты Густава Холста «Планеты». В заголовке автор пишет: «Марс: вестник войны», и это не случайно. Год создания — 1914, начинается Первая мировая. С самых первых тактов сюиты слушатель оказывается «на линии боевого соприкосновения»: неумолимый ритм струнных, играющих древком смычка — деревянной его частью, устрашающие кличи валторн и фаготов и неуклонное нарастание звучности. Мы воочию видим картину приближающегося боя.
А это музыка никак не связанная с Холстом, и появится она спустя 14 лет благодаря капризу широко известной в узких кругах актрисы (сомнительного таланта) и танцовщицы (ещё более сомнительных достижений). Благо дама, Ида Рубинштейн, финансово обеспечена и может себе позволить обратиться к прославленному Морису Равелю с просьбой написать для своего бенефиса «Болеро». Иде Рубинштейн нужно сказать спасибо: без её прихоти мир лишился бы одного из главных шедевров и символов XX века! Но из чего строится величественное здание под названием «Болеро»? Неторопливая витиеватая мелодия на фоне механического ритма малого барабана и то же, что у Холста, нарастание звучности оркестра.
Через десять лет после появления «Болеро» Равеля, 1 декабря 1938 года, на экраны выходит великий фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский», запомнившийся не только эпичными съемками, но и музыкой Сергея Прокофьева. Центральная картина — «Ледовое побоище», оно же — «Скок свиньи». В чём музыкальная суть? Бездушный ритм непрекращающейся скачки и воинственные кличи крестоносцев: тевтонские рыцари движутся «с неумолимостью танковой колонны их омерзительных потомков», — так говорил потрясённый музыкой Эйзенштейн. Стоит ли упоминать, что нечто похожее мы уже слышали у Холста и Равеля?
А теперь о том, кто сложил паззл. В сентябре 1941 года в блокадном Ленинграде Дмитрий Шостакович пишет первую часть Седьмой симфонии. Её середина — вновь эпизод нашествия, на этот раз немецко-фашистского. Конечно, Шостакович знал и «Болеро», и музыку Прокофьева. Он гениально воспользовался их находками и создал впечатляющую картину вражеского наступления. Великая сила искусства!