«Теперь я вместе с Геной, он необыкновенный…» — слышали мы в мультфильме, сами пели в детском саду или школе. Пели и даже не подозревали, что корни милого мотивчика — итальянские и уходят в глубь веков. Вряд ли об этом задумывался и сам автор мелодии, Владимир Шаинский. Похожесть на один из шедевров классической музыки, возможно, — простое совпадение.
Впервые мотив прозвучал лет двести назад на очередном концерте скрипача-виртуоза и композитора Никколо Паганини. Его Двадцать четвёртый каприс совершенен в своей простоте: стремительная мелодическая «фигурка», посаженная на прочный фундамент элементарных повторяющихся аккордов, почти песенно-популярная задорность.
Тема многократно привлекала к себе композиторские взоры. Кто только к ней ни прикасался: обработки и переложения писали и Роберт Шуман, и Иоганнес Брамс, и Ференц Лист, и Витольд Лютославский, и даже Эндрю Ллойд Уэббер — список длинный. Причем каждый словно стремился перещеголять Паганини в виртуозной изобретательности и применении совсем уж немыслимых технических трюков.
То, что вы сейчас слышите, — знаменитое начало известнейшей Рапсодии. Её автор — Сергей Рахманинов — написал для себя эффектный цикл вариаций для фортепиано с оркестром. В сочинение он вложил всё, на что был способен: и виртуозные пассажи, и джазовые ритмы, и устрашающий средневековый напев, и совершенно божественную, почти что голливудскую лирику. Одним словом, композитор постарался, чтобы опус прославился в веках.
Так и произошло. Но дело здесь не только в невероятной творческой фантазии Сергея Васильевича, но и в теме, выбранной Рахманиновым для вариаций, в её музыкальной специфике. Мелодию Двадцать четвёртого каприса Паганини легко напеть, наиграть, «промычать» и даже насвистеть. Написав эту музыку, гениальный итальянец закинул себя в музыкальную вечность, став источником вдохновения для последующих поколений музыкантов — как академических, так и не очень.