Образцы, конечно, необходимы, особенно когда ты совсем юн и нуждаешься в различении «что такое хорошо и что такое плохо». Сначала тебе дают образцы, потом уже сам находишь их. Мне в детстве очень не нравилось, когда мне кого-то приводили в пример. Был в ту пору один юный пианист, который замечательно играл и был олицетворением вундеркинда. Мне часто говорили — ты представляешь, как много он занимается, как он любит музыку? Эффект этих увещеваний был совершенно противоположный. Я не только не начинала больше заниматься и любить музыку, я начинала тихо ненавидеть этого вундеркинда.
Один из первых дисков, которые я купила сама, был диск Марты Аргерих. Великая артистка произвела на меня впечатление не только как мастер, но и как личность: сколько в ней было внутренней свободы, огня, она была в моих глазах всемогущей амазонкой, покоряющей своей мощной воле рояль, как дикого мустанга. Сила её искусства была понятна даже подростку: энергия и страсть, феноменальная виртуозность, не ставшая самоцелью, но тем не менее производящая огромное впечатление.
Затем в моей жизни начался период восхищения Рахманиновым-пианистом. Он не закончится никогда, конечно. Я так много слушала его записи, что как будто бы выучила его авторский исполнительский язык. Никогда мне не приходило в голову делать собственные бледные копии его исполнений; но и не напитываться эстетикой его искусства было совершенно невозможно. Это неудивительно, и я не оригинальна: большинство музыкантов считают Рахманинова величайшим из когда-либо живших пианистов.
Я очень люблю игру Эмиля Гилельса. При жизни его частенько ставили в искусственно созданные условия соревнования с Рихтером, как будто бы этим двум художникам было тесно на Олимпе…, а ведь это два настолько разных мира, что можно было бы избежать проведения нервирующих параллелей. Чем дальше время отдаляет от нас Гилельса, тем ценнее становится его искусство, это то самое истинное золото, которое не только не темнеет, но наоборот, проявляет свою драгоценную суть все более явственно при соприкосновении с нашим временем.
Из музыкантов — не-пианистов самое глубокое впечатление на меня всегда производила личность Владимира Спивакова. Уникальный звук его скрипки, элегантная исполнительская манера его «Виртуозов Москвы», бархатистое и насыщенное звучание Национального филармонического оркестра России под его управлением — всё мне близко, всё мне родное. По счастью, мы с маэстро много лет дружим, работаем вместе, всегда много говорим о сути музыки, о её тончайших деталях, о движениях души, порождающих идею, становящуюся звуком. Его преданность музыке неизменно поражает меня. Для меня олицетворение Музыканта с большой буквы, смиренно и молитвенно склоняющего голову перед величием Музыки — это именно Владимир Спиваков.
Когда-то я впервые открыла для себя круг великих мастеров балета. Сначала знакомство с Майей Михайловной Плисецкой, а вскоре и с Владимиром Викторовичем Васильевым навсегда привело меня в круг восторженных почитателей и этого вида искусства — самого физически сложного и немыслимо красивого. Как из звуков музыки рождается танец, как самая тонкая эмоция воплощается в жесте, как совершенное человеческое тело становится проводником прекрасных чувств и драматических сюжетов — всё это не перестаёт завораживать меня, особенно когда мне доводится самой участвовать в создании балетных номеров.
Я очень люблю талантливых людей, я встречаю их в самых разных сферах, не только в искусстве, я восхищаюсь ими и рядом с ними становлюсь чуточку лучше и сама.