Поль Сезанн. «Девушка у фортепиано»
- 15 мая 2022
В соответствии с требованиями РАО, плеер не разрешает останавливать, перематывать или скачивать записи.
«Тангейзера» злобно освистали. Поль Сезанн был в бешенстве. Его возмущала отвратительная привычка толпы унижать и уничтожать всё яркое, смелое, дерзкое. «Вагнер кричит о страшной схватке плоти и души, ада и рая, Сатаны и Господа. Это музыка будущего».
Рождество 1865 года Сезанн встречал торжественно. Его друг, известный пианист Гане, сделал роскошный подарок — привёз ноты увертюры к «Тангейзеру» в переложении Листа, и Сезанн торжествовал: теперь можно играть эту музыку дома хоть каждый день. Ему захотелось нарисовать увертюру, передать красками ощущение от этой музыки. Сезанн просил сестру играть, а сам молча смотрел, рисовал и очень сердился: «Уподобься яблоку, наконец! — кричал он. — Разве яблоко шевелится? Играй и постарайся не двигаться».
«Работаю очень медленно, — пишет он Золя. — И как назло целыми днями льёт дождь. Настроение сумрачное. Это состояние возвращается ко мне каждый вечер, когда заходит солнце и начинает накрапывать дождь. Чёрная тоска…»
Он уезжает в Париж. Его не принимают там и не замечают: слишком необычный, странный, колкий, как ёж. Он терпеть не мог, когда к нему прикасались. Объятия, рукопожатия его раздражали, пугали. Ему нравилось приводить всех в смущение. Однажды, увидев группу священников, чинно гуляющих по парку, он подбежал к ним, подпрыгнул и заквакал, как лягушка.
Увертюра не давала ему покоя и никак не получалась. Он рисовал сестру за роялем, рядом в кресле то отец, то мать. Потом всё уничтожал и начинал искать снова. «Семейство моё меня раздражает».
Он, конечно, преувеличивал. Его любили. Мать — нежная и всё прощающая, всё понимающая. Отец — богатейший человек, успешный банкир. Полю передалась его вспыльчивость и яростная гневливость. Отец не очень одобрял занятие сына, мечтал, конечно, видеть его банкиром. Поль как порядочный сын записался на юридический факультет, но так затосковал, что от скуки переписал кодекс законов на стихи. «Что ж, — сказал отец, — художник — так художник. У тебя получится. Не мог же я родить идиота». Сёстры — милые, тихие, прекрасные пианистки.
Он думал, что увертюра всех ласково объединит. «Девушка у фортепиано» — это семейный портрет, попытка передать, как музыка меняет лица, преображает людей. Не получилось. В семейном кругу он чувствовал себя как в клетке. «Самое главное — быть одиноким, чтобы работать».
«Я рисую не звук, а то, какие ощущения он вызывает. Помните, как у Тангейзера: „Я для сильных чувств рождён“?»
Это тёмный Сезанн. В те годы он любил чёрные и серые тона. Казалось, что это цвета тайны. Он говорил: «Всё следует рисовать в сером цвете: жизнь серая, люди серые, и в природе преобладает серый цвет. Но нужно поймать нужный оттенок, и тогда всё переменится».
Воллар, лукавый торговец картинами, уговаривал русского богача Ивана Морозова купить нежного, романтического редкого Сезанна. Воллар продал «Девушку у фортепиано» за двадцать тысяч франков. Морозов называл картину «Увертюра к „Тангейзеру“» и говорил, что, когда речь идёт о Сезанне, торговаться смешно, потому что он дарит миры. А главное — он учит смотреть на мир как на соединение контрастов. Всё контрапункт в этом мире.
