Поль Сезанн. «Яблоки, персики, груши и виноград»
23 апреля 2022
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Его считали неудачником. В тридцать пять лет он продал свою первую картину. А персональная выставка прошла в 1895 году — ему было уже пятьдесят шесть.
«Он открыл новую идею пространства». «Он творец современности, Флобер живописи». Этих похвал художник не услышит. При жизни критики мало обращали на него внимание.
Однажды ему передали слова его лучшего друга — Эмиля Золя: «Сезанн — кто это такой? Зачем мне встречаться с этим неудачником?» Сезанн заплакал.
Было время, они нежно дружили и даже вместе играли в оркестре. Сезанн надсаживал грудь на корнет-а-пистоне, Золя выводил мелодии на кларнете.
Сезанн учился играть на скрипке и был упорный. На его пальцах остались даже следы от ударов смычком. Он гордился: мозоли настоящего работяги.
«Посмотрите, какой лукавый луч солнца, как он весело играет в ручейке! Но как передать это очарование?» — вот что его волновало в жизни. Какая будет погода — главный предмет его забот.
Он ложился спать очень рано: утром нужно увидеть восход солнца. Он иногда просыпался среди ночи, открывал окно: «Кажется, день завтра будет светло-серый, жемчужный. Неплохо». Успокаивался, шёл со свечой в мастерскую — взглянуть на этюд, который начал вечером. Если оставался доволен, будил жену, сообщал ей, что работа, кажется, неплоха, и предлагал на радостях сыграть в шахматы. А если был недоволен, безжалостно рвал холсты и бросал в огонь.
«Работать, не обращая внимание ни на что, — тогда становишься сильнее».
Он раскладывал на мягкой белоснежной скатерти яблоки, изящные груши, прозрачный виноград, яркие персики и превращал их в живые существа. Ему нравились их лица. Они улыбаются, грустят, подмигивают. «Мне хотелось писать обнажённых женщин на берегу бурной реки, сочетать округлость женской груди с плечами холмов, но… женщины лукавы, капризны, они всегда могут обмануть и насмеяться». Он боялся этих созданий. Его смущала лёгкость их поведения. Всё-таки нет лучше и притягательнее, чем лица цветов, деревьев, фруктов. «Меня привлекает безграничная фантазия природы. Но она отдаётся мне постепенно. Я продвигаюсь очень медленно. Совершенствоваться следует бесконечно».
Вечерами он любил посидеть в кабачке, поболтать о жизни за бутылочкой лёгкого доброго Медока. Иногда пел. Знал много опер и напевал очаровательные, как он говорил, «песенки» из «Травиаты» или «Волшебного стрелка». Музыка возвращает силы.
Иван Морозов не мог остановиться: покупал и покупал волшебного Сезанна. Тридцать, сорок, пятьдесят тысяч за картину он отдавал легко. Натюрморт с персиками любил особенно. Никому не показывал, прятал в своём кабинете от алчных чужих глаз: посторонние взгляды могут испортить энергию картины. Сейчас морозовские Сезанны украшают Эрмитаж.
Склонившиеся плоды в опьянённых вазах. Смотришь на них и думаешь: как это у него получалось? Несколько лёгких небрежных мазков на полотно — и оно становится прекрасным.
«Писать с натуры, — говорил Сезанн, — значит не копировать внешний мир, а воплощать свои ощущения». Таинственная воздушность и трепет перед лицом повседневности — вот что увлекает.
