Табула пятнадцатая. Прыгнуть выше головы
Выпуск 15
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Только самому отъявленному цинику могло прийти в голову разместить музыкальный интернат для одарённых детей в здании, из окон которого видна бывшая тюрьма и труба крематория. Стены интерната покрыты копотью. Приехавший в Ленинград Валера Гаврилин не может взять в толк, почему храм искусства такой чумазый. Прежде чем войти внутрь, он на всякий случай ещё раз осматривает свои старенькие, но до блеска начищенные ботинки, белую рубашку, явно ему маловатую.
Его встретил директор учебного заведения со словами: «Так вот ты какой Валерий Александрович Гаврилин, самородок из Вологды». Парнишка смущённо кивнул вихрастой головой. Через пять минут на медкомиссии его побрили наголо, и он стал выглядеть ещё более худым. Потом в столовой повариха накормила обедом, выдав по доброте душевной двойные порции. Но Валера по привычке подобрал со стола все хлебные крошки — в детдоме всегда хотелось есть… Его приняли, скорее, авансом. По крайней мере, сам Гаврилин позже шутил, что помог директор, оказавшийся земляком.
14-ти летнему Гаврилину предстояло прыгнуть выше головы, чтобы догнать более обученных сверстников. Педагоги не переставали удивляться, как быстро мальчишка обрастает знаниями и профессиональными навыками. Внимание слушателей он привлекал не техникой, а живым, трепетным звуком. Вскоре Валерий переиграл все сонаты Бетховена и несколько его концертов, одолел виртуозного Листа!
Однажды придумал каденцию и понял, что фортепиано ему нужно, чтобы сочинять. Мелодические находки аккуратно записывал в специальную тетрадь, до поры до времени никому её не показывая. Но однажды попросил школьного товарища выучить его новую пьесу. Собрав импровизированный концерт, Гаврилин вышел на сцену и объявил: «ХолеовлИЯ». В замысловатом заголовке зашифровал начальные буквы фамилии, имени и отчества любимого виолончелиста Холостякова Леонарда Владимировича, а в окончании «И Я» «спрятал» себя. Возможно, именно тогда Гаврилин впервые постарался избавиться от природной скромности, так долго мешавшей ему в полной мере осознавать свой талант.
