Подорожная, выписанная Алябьеву
- 9 февраля 2018
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
В музыкальном музее, впрочем, как и во всяком другом, хранится множество бумаг. Это, конечно же, партитуры, наброски, письма, дневники… Но есть и те, которые на первый взгляд не имеют отношения к истории музыкальной культуры. Но только на первый взгляд.
В личном архиве композитора Александра Алябьева, поступившем в музей из библиотеки Московской консерватории в 1941 году, был обнаружен листок бумаги. Он датирован 1833 годом, и для своего возраста удивительно хорошо сохранился. Этот документ называется «Открытый приказ», или подорожная, которую должен был иметь в 19-м веке всякий путешественник. Текст документа гласит: «От города Ставрополя до города Пятигорска бывшему подполковнику Алябьеву, отправляющемуся к Кавказским минеральным водам выдать от козачьих станиц и козачьих селений по тракту из обывательских по три лошади за прогоны и сверх сего предписываю от козачьих команд на почтовых станциях для безопасного проезда давать в конвой по четыре конно-вооруженных козака без малейшего задержания». Подпись: Его императорского величества всемилостивейшего государя моего, от армии генерал-лейтенант, командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории расположенных, начальник Кавказской области и кавалер Вельяминов».
Александру Алябьеву, испытавшему в своей жизни (он прожил 64 года) столько перемен, путешествий и переживаний, сколько выпадает на долю разве что героя приключенческого романа, таких подорожных наверняка было выдано немало.
Александр Александрович Алябьев, боевой офицер, участник Отечественной войны 1812 года, в феврале 1825 года был несправедливо обвинен в убийстве своего приятеля, помещика Времева. Алябьев был арестован, около трех лет, пока велось следствие, провел в тюрьме (где, кстати, был написан знаменитый романс «Соловей»). Несмотря на доказанную в ходе следствия невиновность в убийстве, он был приговорен к ссылке с лишением дворянства, воинского чина и знаков отличия. Семь лет Алябьев прожил на положении ссыльного в Тобольске, на Кавказе и в Оренбурге, после чего продолжал находиться под надзором полиции и умер, так и не дождавшись полного восстановления в правах.
Отбыв положенный срок ссылки в Тобольске, Алябьев был направлен на Кавказские минеральные воды (формально — для лечения, фактически — для продолжения ссылки). Подорожная была главным документом на право выезда и въезда в город, на городских заставах караульный офицер записывал проезжающих в особую книгу. Отправляться в поездку без подорожной было хлопотно и накладно (к примеру, кавалерист-девица Надежда Дурова по незнанию совершила однажды поездку без подорожной и поездка обошлась ей вдвое дороже).
Три обывательских (то есть хуже казенных почтовых) лошади — это достаточно или мало? Чем выше был чин путешественника, тем больше лошадей ему предоставлялось. Три лошади полагалось чиновникам 9 — 14 классов, «бывшему подполковнику Алябьеву» ‑ также. Кстати титулярный советник (чин 10 класса) Александр Пушкин отправлялся в ссылку в Михайловское также на трех лошадях. Пометка о четырех казаках сопровождения — это типичная примета военного времени (дело ведь происходило во время кавказских войн).
Подорожная, выписанная Алябьеву ‑ любопытный документ, каких наверняка много в любом историческом архиве. Насколько он важен для биографии композитора, долгое время пребывавшего в забвении и известного только как автор популярнейшего «Соловья»? Дело в том, что архив композитора долгое время пребывал, как и его владелец, в безвестности. Только после поступления в музей Глинки его начали изучать, а ранее неизвестные сочинения ‑ публиковать и исполнять. Биография композитора также была очень скудной по причине нехватки фактов. Она грешила многочисленными ошибками и белыми пятнами. Только в совокупности документально выверенных фактов складывалось подлинное жизнеописание этого удивительного человека, сохранившего, несмотря на все перенесенные невзгоды, позитивное восприятие мира и громадный творческий потенциал. Ни один, казалось бы, случайно сохранившийся листок в архиве не может быть ненужным или неинтересным — из таких крупиц, порой, складывается картина жизни.
