Загадка нотного автографа Гектора Берлиоза

Многие композиторы любили оставлять в своем творчестве некие таинственные шифры и загадочные музыкальные послания. Загадку оставил потомкам и знаменитый французский композитор Гектор Берлиоз. Как известно, он испытывал к России самые добрые чувства, общался с русскими композиторами и дважды с гастролями приезжал в Москву и Петербург.

В тот день, 30 декабря 1867 года, Берлиоз посетил Московскую консерваторию в старом здании на Воздвиженке. И в одном из классов, на грифельной доске он оставил свой автограф: всего лишь несколько нот, число и подпись — Гектор Берлиоз. Скорее всего, консерваторию французский музыкант посетил днем, поскольку известно, что вечером того дня он дирижировал оркестром на 4-м собрании Русского музыкального общества в Большом зале Благородного собрания. Чтобы сохранить для потомков память об этом визите, доску покрыли лаком, и в последующие годы она находилась в кабинете Николая Рубинштейна. Потом автограф стал одним из экспонатов Музея имени Рубинштейна, открытого в 1912 году, а затем Государственного центрального музея музыкальной культуры имени М. И. Глинки. Необычный нотный автограф Берлиоза и сейчас интригует любителей интеллектуальных загадок.

Во-первых, неизвестна сама история появления на свет памятной доски: не сохранилось ни одного воспоминания об этом визите Берлиоза в консерваторию! А, во-вторых, та мелодия, которую написал композитор: откуда она, кому принадлежит, и почему Берлиоз написал ее именно в тот день в консерватории?

Сотрудники музея и музыковеды долго пытались найти ключ к разгадке этой тайны. Предполагали, что композитор записал на доске одноголосный фрагмент из собственного произведения. Однако поиски мелодии не дали результатов. Известно, что Берлиоз всегда подписывал названия сочинений в нотных автографах, например: «Фантастическая симфония», II часть; интродукция из оратории «Осуждение Фауста». В московском автографе подобные указания отсутствуют. Согласно другой гипотезе, Берлиоз начертал на доске ранее неизвестную мелодию — своеобразную монограмму своего имени. Возможно, автор не желал раскрывать «содержание» мелодии, своим молчанием «окутав» его ореолом тайны. Он оставил потомкам разгадывать мысли, заключенные в звуках и «знаках» автографа.