Евгений Никитин: «Мои герои никак не коррелируют с моим „я“
Дата публикации: 5 ноября 2024
Поговорим о Десятом Международном фестивале вокальной музыки «Опера Априори» к 150-летию Густава Холста. У нас в гостях оперный певец, один из ведущих солистов Мариинского театра, заслуженный артист России, бас-баритон Евгений Никитин.
М. Сёмина: 5 ноября состоится масштабный, невероятно захватывающий X Международный фестиваль вокальной музыки «Опера Априори». Прозвучат «Гимны Ригведы» и опера «Савитри» Густава Холста, а также мировая премьера «Дивного действа» современного композитора Алины Подзоровой.
Е. Никитин: Я участвую только в опере «Савитри». Это маленький эпизод из Махабхараты, огромного эпоса, и Густав Холст вынужден был даже этот фрагмент сжать до ещё меньших масштабов и переработал его в либретто на английском языке. Получилась штука длиной в полчасика.
М. Сёмина: Холст ведь сам переводил текст с санскрита?
Е. Никитин: Да, переводил и многое попросту вырезал. Вообще, Густав Холст был большим вагнерианцем. Но вдруг он пошёл против вагнеровских принципов и написал оперу-перевёртыш. Если Вагнер любил крупную форму, то здесь произведение на двадцать пять минут, для камерного оркестра, трёх солистов и женского камерного вокального ансамбля.
М. Сёмина: Сюжет оперы — диалог Савитри и Смерти.
Е. Никитин: Это диалог Савитри и бога Ямы, который пришёл забрать душу её мужа, а она умоляла этого не делать и в конечном итоге убедила. Бог сжалился над её благочестием и целомудрием и отпустил мужа. Ну, это совсем коротко.
М. Сёмина: Давайте чуть-чуть пофилософствуем. «Любовь побеждает смерть». Верите?
Е. Никитин: Мне кажется, это человеческий пафос: вера, надежда, любовь — это тот трилистник, который возвышает нас над хаосом жизни и так далее. Я лично человек приземлённый, громких слов не люблю.
М. Сёмина: Реалист?
Е. Никитин: Я реалист, и я знаю, что смерть в конечном итоге победит всё. Ну, а куда ж деваться? Мы должны быть реалистами и избегать розовых очков.
М. Сёмина: А как у вас проходит погружение в материал оперы именно с точки зрения вокала?
Е. Никитин: Вокально там нет больших трудностей, кроме чистого английского произношения. Но, я думаю, дирижёр объяснит, поправит, он у нас англичанин. Есть свои секреты и тонкости, как петь без акцента. Единственная вокальная сложность для меня — это начало оперы, где голос Смерти говорит Савитри: «Я Смерть. Я путь. Я закон. Я сейчас заберу твоего мужа. Я за ним пришла». Это надо петь, а капелла. А я, несмотря на своё дирижёрское образование, а капелла пел довольно редко, и это не самая моя сильная сторона. Над этим надо работать. Всё остальное там вполне удобоваримо. Материал не суперсложный. Это не Шёнберг, не Берг, не Брукнер. Музыка чем-то напоминает саундтреки к голливудским фильмам: мелодично, драматично, гармонично. Там ничего слух резать не будет. С виду вроде бы мудрёно написано, а на самом деле нет.
М. Сёмина: За всю вашу биографию вы исполнили огромное количество партий.
Е. Никитин: У некоторых больше ста партий, а у меня шестьдесят-семьдесят, хотя я не считал. В какой-то момент я просто остановился и решил немножко поэксплуатировать тот багаж, который я наработал, потому что в нём ещё очень много неясностей. А браться за что-то новое, не доделав по-настоящему то, что есть, как-то не хочется.
М. Сёмина: А какая самая неудобная, самая сложная для вас партия?
Е. Никитин: Всё зависит от настроения. Вообще, я всегда старался подбирать репертуар очень осторожно. То, что у меня есть, в основном очень прилично ложится на голос. А если мне что-то не нравится, не ложится и неудобно, я просто не берусь. Такой принцип.
М. Сёмина: А насколько важно эмоционально совпасть с персонажем?
Е. Никитин: Театр — это всё-таки обман. Моя голосовая краска больше подходит для романтических страдальцев типа князя Игоря, Летучего Голландца, Демона, вагнеровских ролей (Вотан, Амфортас). Мои герои всегда страдают, плачут, переживают. И в конечном итоге оказывается, что я обманываю публику, потому что сам-то я совсем не такой человек. Мои герои никак не коррелируют с моим «я». И мне приходится всё время себя ломать. Мне гораздо сложнее играть свои роли, чем петь. Петь-то не составляет особого труда. А вот для того, чтобы публика тебе поверила, приходится всегда давать со сцены в три раза больше, чем тебе бы хотелось. В драмтеатре это называется «плюсовать». А ещё перед тобой огромный оркестр, который может перекрыть кого угодно, если вдруг очень сильно захочет. И даже если ты даёшь в несколько раз больше, чем нужно, этого тоже может быть недостаточно. Поэтому работа на оперной сцене обычно сопряжена с большими физическими трудностями.
М. Сёмина: Есть ли у вас личное отношение к вашим оперным героям? Может быть, к кому-то хорошо относитесь, а кого-то недолюбливаете?
Е. Никитин: Например, к князю Игорю как к герою я отношусь не очень хорошо. Его вроде бы надо жалеть, а мне его почему-то не жалко. Он вдруг взял, сорвался на войну, попал в плен, там женил своего сына, а потом сбежал. Что в этом геройского — ума не приложу. Летучий Голландец — мечущийся нигилист, которому всё надоело, — тоже малосимпатичен. Демон всех ненавидит. За что его любить?
М. Сёмина: Но он же хочет любви.
Е. Никитин: Это он ёрничает, лжёт себе. Ему кажется, что ему хочется. Но он прекрасно понимает, что может и должен делать только зло. Он не может себя изменить.
М. Сёмина: А кто из героев симпатичен?
Е. Никитин: Амфортас. Совершил ошибку, поддался искушению, из-за этого вынужден был потерять копьё. Грузом позора и жаждой смерти пропитана вся его партия, пока его не излечивает Парсифаль, который спас копьё. Амфортас мне симпатичен, потому что он не делает ничего плохого. Он только страдает, плачет и говорит: «Убейте меня, я виноват!» Он единственный искренний человек из тех, кого я перечислил.
М. Сёмина: Тем не менее, несмотря на разное отношение к героям, вы полностью берёте их образы на себя и воплощаете их.
Е. Никитин: Ну, это нормальная профессиональная работа на сцене. Всегда интересно читать между строк, потому что именно там на самом деле находится настоящий скрытый смысл любого произведения. Для того, собственно, мы и читаем книги, чтобы переварить и вынести оттуда что-то своё.
М. Сёмина: Есть ли у вас книга, которую вы много раз перечитывали?
Е. Никитин: У меня есть две книги, которые я знаю наизусть. Это «Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека и Ильф и Петров, «Золотой телёнок» и «Двенадцать стульев». Вот это я готов читать всегда.
М. Сёмина: А книжные открытия?
Е. Никитин: Одно время я очень много читал Владимира Сорокина, пока он ещё не совсем исписался. Я покупал каждую его новую книгу.
М. Сёмина: Евгений, Мариинский театр — это ваш второй дом. А помните своё самое первое выступление на сцене Мариинки?
Е. Никитин: Да, это была «Волшебная флейта». Я там пел оратора и двух латников.
М. Сёмина: Предполагали ли вы тогда, что будете служить в этом театре тридцать лет?
Е. Никитин: Я об этом в то время не задумывался. Просто был рад, что появилась работа. Надо было семью кормить и всё такое. Времена-то были — середина девяностых. Там надо было либо учиться и работать, либо идти куда-то в криминал. Не было никаких других вариантов. Но я решил консу всё-таки окончить, а, между прочим, это было не так легко. Там очень не любили, когда, не окончив консерваторию, ты уже пел в театре. Меня же взяли на работу на четвёртом курсе. И за любой самый маленький хвост типа философии легко могли отчислить. Поэтому у нас много солистов, которые не доучились.
Почти тридцать лет — как вчера. Волнительно было первый раз петь на такую публику. Там вроде и петь-то нечего. Но в зале сидит полторы тысячи человек, а ты один, и все на тебя смотрят. Есть люди, которые до сих пор боятся сцены как огня. Бывали певцы, которые пошли в педагоги только потому, что у них на сцене просто отрезался голос из-за волнения. Со временем, год на пятый, я уже привык к тому, что сидят люди и тебя оценивают.
М. Сёмина: А кто-то говорит, что волноваться, наоборот, нужно.
Е. Никитин: Волноваться хорошо перед. А когда ты уже вышел на сцену, это должно отпустить. Если ты в себе не уверен непосредственно на сцене, это может очень здорово помешать и вообще всё испортить.
М. Сёмина: Наверно, к критике оперному певцу тоже нужно вырабатывать иммунитет?
Е. Никитин: Конечно нужно. Я просто перестал читать критические статьи.
М. Сёмина: Евгений, а расскажите про ваши увлечения.
Е. Никитин: Всего понемногу. Немножко играю на барабанах, немножко играю на бас-гитаре и немножко даже пишу музыку — тяжёлый Pink Floyd с элементами симфорока. Там всё очень спокойно и мелодично. Немножко пишу стихи, езжу на рыбалку, гоняю на тачке. Зайцев держу, кота. В общем, нормальные такие хобби.
М. Сёмина: И рисуете.
Е. Никитин: И рисую. И много рисовал, когда ездил на гастроли и у меня было там свободное время, которого дома никогда не бывает. У меня получались мультики компьютерные — больше трёх тысяч рисунков.
М. Сёмина: А какой лучший отдых для вас в ваш выходной?
Е. Никитин: Вы не поверите, я просто лежу дома в тряпках и смотрю какое-нибудь кино по десятому или по сороковому разу, чисто чтоб фоном. А то всё остальное как-то лень в последнее время.
Последние события
В Болгарии открылась выставка, посвящённая Станиславскому
Бахрушинский театральный музей открыл в Русском доме в столице Болгарии выставку, посвящённую творчеству Константина Станиславского. Экспозиция называется «Станиславский: в поисках „синей птицы“».
Фестиваль «Музыкальное сердце театра» готовится к открытию
Национальный фестиваль «Музыкальное сердце театра», который стартует в Самарской области 15 ноября, откроется в Самаре спектаклем «Два благородных дона», а в Тольятти — водевилем «Медведь».
Фестиваль «Территория жеста» назвал победителей
Международный театральный фестиваль «Территория жеста» для слабослышащих людей объявил лауреатов. Церемония прошла в московском Театре мимики и жеста. Лучшим театром назван «Эдельвейс» из Женевы.