Николай Луганский: «Музыка — самое великое из великих искусств»

М. Сёмина: Ваш дуэт с Вадимом Репиным всегда особый подарок для слушателей. А помните ли вы самый первый совместный выход на сцену?

Н. Луганский: Конечно же, помню. Но прежде хочу заметить: Вадим участвует в каждом втором концерте фестиваля, я приезжаю на фестиваль уже в третий раз. Тем не менее мы никогда не играли вдвоём в Новосибирске.

М. Сёмина: Хотя играли во множестве других городов.

Н. Луганский: Мы играли и в России, и в Америке, и в Европе

М. Сёмина: А на Транссибе впервые.

Н. Луганский: Да, поэтому это в каком-то смысле наш дебют.

Я прекрасно помню наш первый концерт и помню, как мы пришли к идее играть вместе. Мы оба участвовали в фестивале «La Folle Journée» («Сумасшедшие дни») в Нанте. Это было, кажется, в 2002 году. Вадик тогда играл Концерт Чайковского, я играл Третий Рахманинова. Мы слушали выступления друг друга. На следующий день он позвонил и предложил сыграть. Я был безумно счастлив. Мы составили сложнейшую программу: Шуман, Прокофьев, Шёнберг и Шуберт. Мы играли её в небольшом местечке в Голландии, в Брюсселе и в Вене, а позже уже и в Москве, и в Петербурге, и в Америке, и в Японии. Но первой страной была Голландия.

М. Сёмина: А как ваша дружба на протяжении этих лет протекает вне музыки?

Н. Луганский: Первый раз мы основательно развлеклись в Японии. Мы встретились неожиданно: у нас совпали гастроли. Большая радость встретить в каких-то далёких местах друга, знакомого, а иногда и человека, о котором знаешь очень много, но никогда раньше не встречал. Так мы с Вадиком очутились в Токио. Мы провели пару вечеров вместе, повеселились, погуляли. Я знал Токио просто как каменный мешок, а он знал значительно лучше. Он показал самые неожиданные места этого города, было много приключений. Мы играли в разные игры, отнюдь не только в шахматы. И, помню, потом Вадику нужно было в семь или в восемь утра куда-то отъезжать, чтобы улетать. Тогда, мне кажется, я был более дисциплинированным. Я его долго и упорно будил: специально проснулся и стучал ему в номер, чтобы он не проспал.

М. Сёмина: А были ли среди тех приключений какие-то особенно запоминающиеся?

Н. Луганский: Приезд в Японию — это не очень просто. Был ночной перелёт, мы не спали. И вот уже поздно вечером мы ехали в японском метро, и Вадик рассказывал какую-то безумно интересную историю, естественно, с юмористическим оттенком. И в определённый момент он как настоящий талантливый рассказчик сделал паузу, прежде чем наступит самый пикантный момент и мы оба взорвёмся от смеха. Пауза чуть-чуть затянулась. Я взглянул и увидел, что он в это время спит — в середине своего рассказа! Вот это было потрясающе! Я не стал его будить. А минут через пять он вдруг разразился хохотом и сказал: «Чувак, я заснул!»

М. Сёмина: А историю он дорассказал?

Н. Луганский: Да, это была замечательная история.

В общем, мы подружились. Уже через несколько лет мы встретились в Нанте, как я уже рассказывал, и началась наша совместная деятельность. И когда мы стали репетировать программу, Вадик открылся мне с другой стороны. Я представлял себе, что это очень весёлый, энергичный любитель приключений. А то, насколько серьёзно, с какой отдачей он репетировал, в какой-то мере стало для меня неожиданностью. Мне казалось, что Вадим Репин больше стихийный, грандиозный талант, нежели человек, погружающийся в работу. Оказалось, и то и другое.

М. Сёмина: Вернёмся к Транссибу. Чем, на ваш взгляд, уникален этот проект Вадима Репина?

Н. Луганский: Одна из проблем России в её централизованности. Исторически у нас всегда было две столицы, являющиеся немыслимо важными мировыми культурными центрами, — Москва и Санкт-Петербург. И это прекрасно. В то же время это всегда шло в ущерб другим местам нашей необъятной страны. Наверное, для любого человека, и в том числе для нормального культурного москвича, огромная радость узнать, что грандиозные культурные события происходят где-то ещё. Конечно, Новосибирск — не маленький город. Тем не менее он удалён от центров Европы. Вадим родился, вырос здесь. Потом он жил в самых разных местах. Всё-таки мы по праву рождения получили очень многое, прежде всего уникальное образование. И тут возникает некая проблема: либо ты чувствуешь себя всю жизнь обязанным стране и тем местам, где ты вырос и учился, либо делаешь вывод, что это само собой разумеющееся и ты можешь об этом забыть. В общем-то, случается и так, и наоборот. Радость и уважение вызывает у меня то, что Вадим, будучи европейски образованным человеком, говорящим на пяти языках, повидавшим множество стран, воплотил многолетнюю мечту создать фестиваль с центром именно в Новосибирске. И ради своей мечты он делает всё возможное. Он ведь не только потрясающе играет на скрипке. Он готов общаться с самыми разными людьми. Чиновники, бизнесмены, артисты, помимо восхищения его творчеством, попадают под обаяние его личности, его юмора, его жизнелюбия. И в итоге Вадиму всегда удаётся убедить людей в том, что их помощь не просто нужна, но будет радостью для них самих.

М. Сёмина: Одна из жемчужин программы закрытия фестиваля — Второй фортепьянный концерт С. В. Рахманинова. Вы играли его очень много раз. Меняется ли ваш взгляд на это произведение исходя из опыта, из каких-то осознаний?

Н. Луганский: Мне трудно говорить о своих интерпретациях. Выход на сцену не так прост, как может показаться. Если вы постоянно смотрите на себя со стороны, анализируете, делаете про себя какие-то выводы, порой вы можете очень усложнить процесс выхода на сцену. Я думаю, многие музыканты просто откажутся разглагольствовать о собственной эволюции, потому что всякий раз — по-разному. Иногда вы летите, вы счастливы, а иногда вам это даётся с немыслимым трудом. Поэтому выводы относительно самого себя могут быть бессмысленными.

Как меняется моя интерпретация Второго концерта, правильнее было бы спросить любителей музыки, которые слышали меня десять, двадцать и даже тридцать лет назад. Наверно, был период, когда я играл чуть медленнее. Сейчас я играю чуть быстрее. Звучит просто, но речь идёт не только о темпах. Как известно, в музыке есть и мужское, и женское начало. Это две грани нашего бытия на земле. И вы подчёркиваете либо лирические моменты, либо мужественность. Вот для меня Рахманинов при всей его страстности один из самых мужественных композиторов, как и Бетховен, хотя они совершенно разные. Это сильные натуры, которые не позволяют себе впадать в уныние в музыке. Шопен тоже в каком-то смысле сильнейший композитор. Но у него очень развито женское начало. То же можно сказать о Скрябине и в какой-то мере о Шумане. Но это всё очень условно.

М. Сёмина: Николай Львович, ещё несколько вопросов из разряда блиц. Можете ли вы назвать музыкальное произведение, которое максимально совпадает с вашим мироощущением?

Н. Луганский: Я очень люблю играть Третий Рахманинова. Но не потому, что он мне ближе, а потому, что это, скорее всего, самый великий фортепьянный концерт.

М. Сёмина: Главное качество, по которому вы оцениваете человека.

Н. Луганский: В последние годы я стараюсь не оценивать человека. Почти святые мне в жизни попадались, но их настолько мало, это настолько редчайшие люди! Но ни я, ни другие мои близкие, друзья святыми не являются. И оценивать я не вправе. Есть просто симпатии и антипатии.

М. Сёмина: Есть ли книга, которую вы перечитывали очень много раз?

Н. Луганский: Конечно, «Евгений Онегин». Довлатова читал несколько раз. Да почти любой рассказ Чехова я читал не по одному разу: и ранние, и поздние, и весёлые, и очень невесёлые. И один роман Достоевского, который я безумно люблю, — «Бесы».

М. Сёмина: Хотели бы вы что-то поменять в своей жизни?

Н. Луганский: Пожалуй, нет. Просто быть более здоровым, бодрым и жизнерадостным. Но это вполне по силам благодаря каждодневной работе.

М. Сёмина: Что позволяет вам находиться в равновесии и чувствовать себя счастливым в сегодняшнем неустойчивом мире? Что является для вас опорой, поддержкой?

Н. Луганский: Самый банальный ответ: конечно же, музыка — да позволят мне сказать, самое великое из великих искусств. Музыка сильнее трагических сторон разных эпох, в том числе и нашей. Я не думаю, что наша эпоха более тёмная и трагическая, чем многие другие. Даже в самую тихую, мирную и счастливую эпоху людям кажется, что пришли последние времена. Значительно важнее то, в каком мы настроении и в каком мы возрасте, чем мысли о том, насколько трудна эпоха.

Иногда я читаю какие-то биографии. Сейчас я очень много читаю огромную книгу «Моя жизнь» Рихарда Вагнера, который, мягко говоря, к святым не относится. Он, можно сказать, антисвятой, но и злодеем я бы его ни за что не назвал. Так вот, у него есть поразительная черта — неистребимый оптимизм и вера в себя несмотря на тяжелейшие удары судьбы. И вот этой бодрости и веры в себя хотелось бы пожелать каждому из нас.

М. Сёмина: Несмотря ни на что — вперёд.

Н. Луганский: Вперёд и не унывать.