О чём думает музыкант на сцене?

Педагоги говорят ученикам перед выступлением: «Думай о музыке!» Но неужели сама эта фраза означает, что в момент исполнения можно думать и о чём-то ещё?..

Да. Очень даже можно. Вспоминаю себя в детстве: когда пьеса хорошо выучена, несколько раз сыграна, даже на сцене мысль начинала блуждать где-то очень далеко… Она убегала в книжку, которую я читала, или даже в компьютерную игру, или куда угодно. Это вступали в силу механизмы игры «на автомате», когда руки и подсознание выполняют привычные действия, а сознание где-то далеко-далеко. На самом деле это не самые плохие и даже очень полезные механизмы мозга: без них было бы просто невозможно держать в голове и руках большие объёмы репертуара. Но, конечно, с взрослением игра становится всё более и более осознанной.

Иногда включается «эффект сороконожки». Это когда самое привычное автоматизированное действие вдруг подвергается осознанию. На сцене эта мысль вредна. Она чаще всего приходит в форме внезапной заботы о тексте или аппликатуре: а какая там дальше музыка? А каким пальцем я беру следующую ноту? Это случается с новыми произведениями, недостаточно обыгранными на сцене. Вообще, сцена приводит в действие совершенно новые психические механизмы — не те, что работали дома или в классе.

Скорость мышления музыканта в момент исполнения, например, виртуозного произведения с оркестром сопоставима, как мне кажется, с реакцией пилота «Формулы-1» или военного лётчика — очень много операций в секунду производит наш мозг. Только жизнью мы не рискуем, в отличие от них.

А если пьеса уже хорошо вошла в голову и руки и все нейронные связи устойчиво налажены, вот тогда можно отдаваться на волю импровизации, спонтанности, потока. Наступает самое счастливое время для артиста.

Всегда можно и нужно думать о том, как ты звучишь. В звуке всё: образы, характеры, драматургия. Пианист каждый раз общается с новым инструментом, и о его индивидуальных особенностях тоже нужно думать, держать происходящее под контролем. Контроля на сцене очень много. Ведь ещё нужно рассчитывать на акустику зала, которую ты всё равно не можешь почувствовать в полной мере, и с помощью опыта можешь лишь предполагать, как это звучит в последнем ряду и что сделать, чтобы звучало, а не шептало.

Если играешь с оркестром или в ансамбле, то слушаешь не только себя, но и всю музыкальную ткань вокруг себя. Иногда не всю полноту партитуры удаётся услышать, но основные моменты — обязательно.

Немузыкальные моменты тоже нужно контролировать. Как поклониться, например. Иногда думаешь о том, кому в зале ты адресуешь свою игру. А сейчас, с развитием трансляций, иногда и не в зале, а у экрана.

Посторонние мысли всё равно, случается, мелькают в голове. Опять же, пресловутые звонки телефона — пусть на мгновение, да скакнёт мысль в направлении его обладателя. Это не страшно, есть мысли куда более опасные. Например, о том, что в зале сидит какой-то ужасный критикан и недоброжелатель. Гнать его прочь! Хотя бы мысленно.

Есть и хорошие мысли. Когда всё удаётся, думаешь, какое же это счастье, когда такое сложное дело, и так хорошо получается — так, как задумывалось. И прямо на сцене радуешься, и это придаёт ещё больше сил и вдохновения.