Табула седьмая. Муки и радость любви

Посетителей одного из баров на Манхэттене каждый вечер развлекал пианист. За чаевые обычно играл пару вещей — «Муки любви» и «Радость любви». Сочинивший их Фриц Крейслер стал частым гостем заведения. К этому времени он уже завершил концертную деятельность длинною в 70 с лишним лет. Почти половину из них Крейслер скрывал авторство этих популярных пьес. Когда его спрашивали, почему так поступил, лишь пожимал плечами, давая повод покопаться в биографии.

Если ты родился в Вене, и твоим соседом был «король вальсов» Иоганн Штраус, велик соблазн попробовать себя в сочинительстве, закружить мелодию в танце и воспеть любовь во всех её проявлениях. Но есть риск показаться старомодным, когда в тренде авангард, ломающий гармоничные созвучия на диссонансные осколки. Композиторский дебют скрипача-виртуоза Крейслера начался с головокружительной мистификации: свои пьесы он подписывал именем музыкального «дедушки» Штрауса, родоначальника венского вальса Йозефа Ланнера. «Прикрывшись плащом» уважаемого коллеги, Крейслер обезопасил себя от возможного провала. Но лишился авторских отчислений. В период Великой депрессии подсчитал упущенную выгоду и решил признаться в обмане.

На исповедь отправился к музыкальному критику «Нью-Йорк Таймс» Олину Даунсу, известному пропагандисту «чистой» классики. В его лице нашёл понимающего собеседника. Крейслер объяснял, мол, ничего предосудительного не совершил — лишь хотел поделиться со слушателями чувственной красотой звуков и мощью человеческих страстей, заложенных высшими силами природы.

Таблоиды назвали интервью скандальным, серьёзные издания — смелым поступком творца. На волне острой дискуссии «Муки любви» и «Радость любви» обрели небывалую узнаваемость и стали шлягерами. Написанные изначально для скрипки, пьесы обросли переложениями для других инструментов. Их играли не только на фортепиано, но и на трубе, кларнете и гобое, ударники отстукивали молоточками на маримбе, а уличные артисты пиликали на губной гармошке. Крейслер не считал себя заложником музыкальной истерии: что плохого в том, что официант манхэттенского бара, подавая ему чашку крепкого чёрного кофе с любимым песочным печеньем по-венски, мурлыкал себе под нос прилипчивые мотивы.