Табула двенадцатая. Ускользающий вальс

25 вёрст от Петербурга — и вы в раю: небольшой городок Павловск ещё при Екатерине Великой стал излюбленным дачным местом состоятельных граждан. Здесь возвели царскую резиденцию, разбили красивый парк и построили железнодорожный вокзал с великолепным музыкальным залом.

Программы летних симфонических концертов включали только премьеры. «Гвоздь» второго сезона — «Вальс-фантазия» Глинки. Пьесу для фортепиано взялся оркестровать дирижёр Павловского оркестра: «Сделаем нарядно, грандиозно. Публика ахнет, Михаил Иванович», — бодро рапортует маэстро. «Хорошо, но всё-таки не надо показной виртуозности, огромных масс оркестра», — мягко возражает Глинка. «Надо, Михаил Иванович, эффектно, с блеском. Поверьте мне. Я хорошо знаю вкусы здешней публики», — настаивает дирижёр. Во время исполнения Вальса он пританцовывал на сцене и кокетливо подмигивал дамам в первых рядах.

В дальнем углу зала, никем не замеченный, сидел автор сочинения. Он был раздосадован. «Да, маэстро, сработано с блеском. Но душа моего Вальса осталась для тебя загадкой. Испортил ты лёгкость его, меланхоличность», — посетовал после концерта Глинка. Он не мог рассказать дирижёру романтическую историю создания произведения: состоя в браке, Михаил Иванович был вынужден скрывать сильную привязанность к другой женщине — Екатерине Керн, дочери музы Пушкина Анны Петровны Керн. Охваченный порывом страсти, композитор сочинил «Вальс-фантазию» и посвятил его младшей Керн.

Дорогие сердцу ноты бесследно исчезли после окончания концертного сезона. По слухам, дирижёр оставил себе партитуру на память, спрятав в надёжном месте. Чем не повод, чтобы сделать авторскую оркестровку сочинения? Глинка работает с воодушевлением. «Вот теперь прозрачно, стройно, никакого напускного веселья и напыщенности», — с удовольствием разглядывает готовую партитуру композитор. Русская публика, впрочем, не смогла оценить оркестровые находки. Следы автографа потерялись… в Париже сразу же после грандиозной французской премьеры. Глинка не вспоминал о Вальсе десять с лишним лет. Постаревший, измученный болезнями, далёкий от любовных приключений, он снова взялся за оркестровку опуса: «Немного драматизма не помешает, но никакого насилия над оркестром, чувство меры — высший закон большого искусства».

На титульном листе партитуры напишет крупными буквами: «Инструментовано в третий раз Глинкой, автором». Между строк как бы читается обращение к потомкам: пожалуйста, не потеряйте рукопись, лучше сделать я уже не смогу. В следующем году композитор скончается.