«Пушкин.Кабаре»

Анонсы премьеры в «Ленкоме» нового спектакля Алексея Франдетти «Пушкин.Кабаре» появились прежде, чем он объявил об уходе с поста главного режиссёра театра, тем не менее, вышло так, что первый его спектакль на этом посту стал дебютом в «Ленкоме», а второй — прощальным. Середины нет.

Два года — два спектакля, два юбилейных посвящения: первый — к 130—летию со дня рождения Маяковского, второй — к 225-летию Пушкина.

В первом, биографическом, Маяковский почти не уходит со сцены, во втором сам Пушкин не появляется (может, и к лучшему), а за его юбилей «отвечают» герои «Маленьких трагедий», из которых Франдетти выбрал три — «Пир во время чумы», «Моцарт и Сальери» и «Каменный гость». «Скупой рыцарь» Франдетти не пригодился. Ну, не пригодился и не пригодился, — писал же Пушкин: ты сам свой высший суд. Вот и Франдетти — идет, куда влечёт его свободный ум.

Маяковский в предыдущем его спектакле на этой сцене легко раскладывался на рэп, Пушкину режиссер подыскал адекватное джазовое сопровождение, — спектакль идет под живую музыку Джазового оркестра под управлением Петра Востокова. Мне показалось, что оркестру в финале аплодировали громче и искреннее.

Премьерный спектакль Франдетти закольцевал собственными выходами на сцену и, строго говоря, в клетчатом костюме, двигающийся легкой походкой, он стал едва ли не самым кабаретным персонажем этого вечера. Перед спектаклем он успел сообщить, что репетировали они полгода и в спектакль — дальше цитата — «вбухано очень много любви, в том числе, к зданию».

Здание, в котором располагается «Ленком», действительно красивое и — спасибо директору театра Марку Борисовичу Варшаверу — последние десятилетия находится в идеальном состоянии. В сценографии Анастасии Пугашкиной то поднимаются откуда-то снизу, но снова уходят в пол круглые удобные столики, а сам сценический помост в финале встает дыбом — что-то подобное происходило в давнем захаровском «Шуте Балакиреве», но там, на мой взгляд, это движение было и эффектнее, и осмысленней. Строгая маска — кажется, расиновской Федры, — деталь оформления интерьеров театра — украшает сцену. Поскольку в «Каменном госте» важная роль отведена могильной статуе Командора, которая сперва кивает головой, отзываясь на обращение Лепорелло, а затем — кто читал, тот помнит, — является в дом и тащит Дон Гуана в преисподнюю, — от этой маски тоже ждешь какого-то фокуса. Но в спектакле много танцев, много песен, а фокуса преображения маски не случается. Ну, нет, так нет.

Вообще-то от спектакля «по Пушкину» многого ждёшь, а тут — то этого нет, то другого. Наверное, самый важный недостаток: спектаклю не хватает мыслей.

О чём спектакль Франдетти?

Сложно сказать, потому что, например, в «Пире во время чумы» песня Мэри представлена как стиптиз — это же кабаре, поэтому, как говорится, ненаказуемо, но голое плечо актрисы Алёны Митрошиной из пятого ряда видно было хорошо, а слов — не слышно. Или вот Сальери, в роли которого выходит известный актер Сергей Степанченко, возмущается игрой слепого скрипача. И снова неясно, что именно его возмущает — то ли игра скрипача, который исполняет эффектную джазовую обработку, то ли чечётка, которую отбивают в это самое время прямо на столах.

Когда возмущение Сальери достигает предела, он принимается рвать струны и в конце концов ломает рояль. Эффектно. Как и джазовые мелодии, как и чечетка на столах. А потом — перед самым антрактом — двое на страховочных тросах, прямо как в цирке, или как в только что вышедшем спектакле Нины Чусовой «Антигравитация», взбираются по отвесному занавесу и тут же срываются вниз, и так много раз подряд. Вспоминается, как Анна Большова летала над сценой «Ленкома» в «Панночке». Но там этому было понятное объяснение. А тут: почему кабаре? Потому что у режиссёра — подходящий костюм в клеточку? Но Пушкин тут не при чём, хотя джаз ему к лицу, но джаз и кабаре — феномены разных культур и даже разных эпох.

Великие учили меня находить в спектакле обязательно что-то хорошее. И в новом спектакле Франдетти хоть что-то хорошее я нашел без труда. Это — битва Дон Гуана и Дона Карлоса, решенная как коррида, где оба участника — и тореадоры, и разгорячённые и разъярённые быки.

Правда, зачем Дон Гуан в спектакле сделан таким слащавым с то ли паричком, то ли причёской, делающей его похожим на трактирного официанта с картин Натальи Гончаровой как раз эпохи расцвета кабаре? — этого я так и не понял.