Совершенная классическая балерина Елизавета Гердт

Илзе Лиепа вспоминает выдающуюся русскую балерину, приму Мариинского театра, безупречную носительницу великих традиций Императорского классического балета — Елизавету Павловну Гердт…

Илзе Лиепа: «...Утром, когда я делала свой балетный экзерсис в домашнем зале, прямо со стены на меня смотрел портрет очень красивой женщины с благородным спокойным выражением лица, тонким прямым носом, выразительными глазами, слегка вьющимися волосами, длинной грациозной шеей… Внизу была надпись: „Дорогому талантливому Марису с пожеланиями еще больших достижений. Е. П. Гердт“. Отец трепетно хранил фотографии людей, перед которыми он преклонялся; людей того мира, которому он служил — миру балета.

Елизавета Гердт родилась в известной артистической семье. Ее мама была солисткой балета Мариинского театра. А отец — Павел Гердт — был не только блистательным премьером, но и любимым танцовщиком Мариуса Петипа: первый принц Зигфрид в «Лебедином озере», первый принц Дезире в «Спящей красавице», самый галантный балетный кавалер и долгожитель Мариинского театра, за пятьдесят с лишним лет своей сценической деятельности станцевавший огромное количество партий.

Сама Елизавета Павловна получила образование в Петербургском балетном училище, где одним из её учителей был выдающийся танцовщик и балетмейстер Михаил Фокин. После окончания училища в 1908 году поступила в балетную труппу Мариинского театра. После революции Елизавета Павловна осталась в России. В 1919 году ей было присвоено звание Балерины. Пик ее сольных выступлений пришелся на 20-е годы, когда почти весь Императорский балет уехал за границу, а на Мариинской сцене блистали три прима-балерины: Ольга Спесивцева, Елена Люком и Елизавета Гердт.

Через свои лучшие партии Елизавета Гердт сумела пронести благородное, высокое совершенство линий классического балета. Не поэтическая Жизель, а повелительница виллис Мирта, не нежная Аврора, а царственная фея Сирени и, наконец, непревзойденная Раймонда — ее мастерство не знало, быть может, личных обертонов, но оно всегда было безупречно, утверждая на русской сцене безусловность самого условного из искусств…