О композиторе Давиде Кривицком. Передача вторая
3 июня 2012
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Сергей Яковенко продолжает свой рассказ о жизни и творчестве Давида Кривицкого и знакомит радиослушателей с избранными сочинениями композитора…
Сергей Яковенко: «..На долю Давида Кривицкого выпало столько испытаний, что поражаешься, как вообще их может выдержать один человек. Создается такое впечатление, что где-то что-то перепуталось, и беды, предназначенные многим, обрушились лишь на его несчастную голову. Но, несмотря ни на что, жизнелюбие и жизнестойкость Давида Кривицкго были совершенно неодолимы, и страдание было не в состоянии затмить духовные радости и борения.
Думая о Кривицком, я вспоминаю стихи Апухтина:
С своей походною клюкой,
С своими мрачными очами,
Судьба, как грозный часовой,
Повсюду следует за нами.
Бедой лицо ее грозит,
Она в угрозах поседела,
Она уж многих одолела,
И все стучит, и все стучит…
Кривицкий писал музыку вопреки всем ударам и превратностям судьбы с неправдоподобной интенсивностью. Ему удавалось воплощать в реальные, зримые партитуры такое количество разнообразных художественных идей, что этот неудержимый поток вызывал восхищение у доброжелателей и друзей, недоумение — у лечащих его врачей и раздражение, порой даже ненависть — у чиновников, которые призваны были способствовать приобретению и исполнению этих новинок. «Ну, сколько можно?! Зачем?!»», — недоумевали они.
Нередко в общении с Давидом Кривицким ты ощущал, будто он находится в положении седока, а ты — в положении лошади. Понимая его состояние, необходимо было постоянно думать о том, как что-то для него делать: искать какие-то возможности исполнения, партнеров, певцов. Потому что новые сочинения у Давида Кривицкого появлялись как из рога изобилия, и важно было задумываться о том, как их реализовывать. Помнится, Ван Гог в одном из последних своих писем писал: «Я хотел бы стать таким, как чудесный Джотто, он всегда был полон пыла и новых мыслей. Это делает человека счастливым, радостным, жизнелюбивым!» Именно такое жизнелюбие, казалось, было неотъемлемо от Давида Кривицкого…»
