Олег Худяков: «Пока играется — играю…»
- 8 марта 2014
В соответствии с требованиями РАО, плеер не разрешает останавливать, перематывать или скачивать записи.
В гостях у Владимира Молчанова — российский флейтист, педагог, дирижер, декан Факультета исторического и современного исполнительского искусства Московской консерватории, создатель ансамбля «Орфарион» Олег Худяков. В беседе он рассказал, с чего началось его увлечение аутентичным исполнительством, и за что рок-артисты любят флейту…
Олег Худяков одним из первых в России исполнил ряд произведений современных композиторов, среди них — С. Губайдулиной, Э. Денисова, П. Карманова, В. Мартынова, А. Шнитке и др. С конца 1970-х годов начал давать концерты на аутентичной барочной траверс-флейте — в составе ансамбля «Moscow Baroque Quartet» совместно с А. Любимовым, Т. Гринденко и А. Гринденко. «Мы были настолько поражены венскими записями „Страстей по Матфею“ Николауса Арнонкура, что принялись увлеченно заниматься этим делом, тратя на раритетные инструменты большую часть своих денег», — вспоминает Олег Худяков.
В 1991 году музыкант организовал ансамбль аутентичного направления «Орфарион», специализирующийся на исполнении музыки XVIII и XIX веков. Коллектив объединил в себе музыкантов, органично сочетающих академические принципы исполнения с современным опытом аутентики. Имя ансамблю дал старинный щипковый инструмент орфарион, название которого происходит от имен двух античных музыкантов — мифологического Орфея и Ариона, древнегреческого поэта, известного своим искусством игры на лире.
Олег Худяков честно признается, что не знает, кого в нынешнее время следует называть «великим композитором», зато отчетливо видит миссию исторического исполнительства:
«За всю историю музыки примерно до середины ХХ века, как правило, всегда исполнялась современная музыка. И если бралось какое-нибудь сочинение предшествующих эпох, то его обычно приспосабливали под современные тенденции. Например, я никогда не забуду свое шоковое впечатление от исполнения „Фолии“ Корелли в исполнении оркестра Берлинской филармонии (Йожеф Сигети — на скрипке и Отто Клемперер — за пультом): с точки зрения современного исполнительства, это, мягко говоря, звучало странно. Подобные аналогии можно найти не только музыке, но и в мировом искусстве. Например, Успенский собор во Владимире, на „улучшение“ которого Екатерина Великая выделила аж четырнадцать тысяч рублей (по тем временам баснословные деньги). В итоге иконостас рублёвских времён снесли, на его место поставили модный барочный, а в XIX веке и вовсе построили колокольню в совершенно ином стиле. А ведь люди искренне считали, что они „улучшают“. Нечто похожее произошло и с музыкой. Современное историческое исполнительство призвано через научную работу и концертную практику выполнять роль своеобразного растворителя, который бы „очищал“ произведение от приобретенных новых слоев. Что касается композиторов, то, мне кажется, например, что такое явление как минимализм в современной музыке не самодостаточен: он не существует сам по себе, поскольку смысл его существования был бы утрачен, если бы не существовало другой современной музыки. Это своего рода противопоставление, и кого в данном случае называть великим композитором, я, честно говоря, не знаю…»
