Максим Кончаловский: «Мне не интересно идти на Мацуева…»
1 октября 2011
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
О временах, когда на Рихтера были аншлаги, а в консерваторию ходили каждый день — Владимир Молчанов продолжает беседовать с художником и пианистом Максимом Кончаловским.
Здесь что не имя, то легенда: Святослав Рихтер, Владимир Софроницкий, Эмиль Гилельс, Генрих Нейгауз, Мария Волошина, Надежда Обухова, Мария Изергина, Вадим Козин… Крымский Коктебель — советская Венеция, колыбель российской творческой интеллигенции. Московская консерватория — школа, сцена, дом, храм…
Максим Кончаловский: «Софроницкий для меня был действительно обожаемой личностью. И не только для меня, за Софрониукого каждый готов был отдать жизнь — так его обожали. Он был красив, благороден и играл божественно. У меня была тысяча возможностей с ним познакомиться, зайти за кулисы, сказать „Ой, вам привет от Наташи Кончаловской“ (Наталья Петровна Кончаловская, прим.ред.), у них роман был в молодости. Нет, мне не хотелось. Паша Месснер мне говорит: „Макс, пойдем в музей Скрябина, просто в соседнюю комнату поблагодарим Владимира Владимировича“. Я говорю: „Нет, иди сам, я не пойду“. Почему? Мне было 18 лет, я мог пойти и сказать: „Владимир Владимирович, я же вас боготворю…“, — как сейчас все делают. Мне это было не свойственно, да и многим это было не свойственно в то время. Воспитание было такое, что неудобно было лезть. В этом чувствовался карьеризм, был страх не показаться карьеристом, который хочет пролезть, с кем-то познакомиться, что-то себе создать. Поэтому и в своей книге я пишу о тех, кого люблю, но не обязательно обо всех…»
