Максим Пастер: «На сцене должно быть красивее, нежели в зале…»
28 мая 2011
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
В гостях у Владимира Молчанова солист Большого театра и один из известнейших теноров наших дней Максим Пастер.
Максим Пастер родился в Харькове в семье хормейстеров. В 1994 году окончил отделение хорового дирижирования Харьковского музыкального училища (класс А. Кошмана и А. Линькова); в 2003 году — вокальный факультет Харьковского государственного института искусств (класс профессора Л. Цуран; класс камерного пения — Д. Гендельман). В 2002-03 годах — солист Харьковского государственного театра оперы и балета. В 2003 году дебютировал в Национальной опере Украины имени Т. Шевченко в Реквиеме Дж. Верди. В том же году дебютировал в Большом театре в партии Баяна на премьере оперы «Руслан и Людмила» М. Глинки — уникальном, основанном на принципах аутентичного исполнительства, музыкально-сценическом проекте Большого театра, для которого специально был восстановлен оригинальный авторский текст партитуры этой оперы (дирижер-постановщик Александр Ведерников). В начале сезона 2004/05 стал постоянным членом оперной труппы Большого театра.
Максим Пастер: «Музыкальный театр переживает сейчас не самые лучшие времена, потому что театр все больше становится режиссерским, нежели музыкальным. Давайте разберем на примере. Была у нас замечательная постановка, и она мне нравилась, безусловно. Роберт Уилсон ставил у нас „Чио-Чио-Сан“. Почитав, кто такой Роб Уилсон, узнаете — дизайнер. Хорошо. Начался отбор людей на спектакль; и отбором занимался не дирижер, который бы слушал, кто и как поет, а режиссер. Нас всех собрали в большом репетиционном зале, где он нам стал рассказывать про систему Гротовского, наверное, то, что знал. Но все это мы уже слышали; слава богу, в консерваториях учили, и нам объясняли, кто такой Гротовский, Станиславский, Михаил Чехов… Затем он нас всех выстроил в ряд и предложил за две минут пройти „от сих до сих“, постепенно садясь, а потом вставая. Неважно, как ты поешь, главное выполнить режиссерское задание… Потом была дикая репетиционная работа; для нас все было рассчитано буквально по тактам: два шага налево, три шага направо, прыжок, кувырок, как в известной песне. Все это было, скажем так, очень японизировано, понять тяжело. Когда я посмотрел запись со стороны, мне показалось это действительно красивым: это была обалденная картинка, очень красивая, дорогие костюмы (у меня пальто стоило чуть ли не 8000 евро), прекрасный свет… Но к музыке все это не имело никакого отношения…»