Григорий Горин

Крестоносцы заняли Иерусалим. В балете впервые использована «пачка». Закончилась советско-финская война. Советская космическая станция «Марс-6» села на Марсе, впервые передав на землю данные о почве и атмосфере этой планеты.

Если говорить о том, кто оказал на меня, как на пишущего человека, самое большое влияние — то это, конечно, он — Григорий Израилевич Горин. И дело не только в том, что Горин рекомендовал меня в союз писателей, но дело — в постоянном общении, которое не могло не подействовать. «Тот самый Мюнхгаузен», «Формула любви», «Тиль», «О бедном гусаре замолвите слово», «Дом, который построил Свифт», «Шут Балакирев» — это все лишь часть того, что придумано Гориным, создано по его сценариям. Когда я начал делать телепрограмму «Ночной полёт», я попросил Григория Израилевича быть первым гостем. «От того, как получится передача, зависит разрешат ли мне ее делать дальше», — тут же повесил я на Горина свою проблему. «Значит, я должен быть весёлым и парадоксальным», — улыбнулся он. И был весёлым и парадоксальным. Безо всякой моей, ведущего, помощи. Просто он таким был. Весёлым и парадоксальным он оставался и в своих фильмах, и в пьесах. Горин умел писать поразительные слова, поразительный текст. Герои его драматургии не разговаривают как в жизни, они говорят так, как хотелось бы, чтобы разговаривали мы: умно, парадоксально, иногда — очень смешно. Горин умер более 20 лет назад, а его пьесы, кажется, идут все больше и больше. Он нам становится все более необходим. Потому что произведения Горина — не про актуальное, а про вечное. Про то, что нужно всегда и всем.