Волхонка. Передача четвёртая
27 марта 2016
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
Мы завершаем наш музыкальный маршрут вокруг дома номер 14 на Волхонке, дома, в котором жил Борис Леонидович Пастернак.
«Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Не задернутых гардин.
Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк моховой,
Только крыши, снег, и, кроме
Крыш и снега, никого»…
Б. Пастернак 1931 год
30-е годы в судьбе Пастернака были страшными и тёмными, полны чудовищных событий. Особенно 1937 год, когда начались массовые аресты. В 1936 году пошла «большая чистка». Она началась известными статьями «Правды»: «Сумбур вместо музыки» (об опере Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда»), «О художниках-пачкунах», «Какофония в архитектуре». Эти статьи обсуждались по всей стране числе, разумеется, и на общемосковских собраниях писателей 10 и 13 марта 1936 года. Что же там говорил Пастернак? В то время, как все писатели приветствовали и одобряли выступления «Правды» и осуждали то, что требовалось осуждать, один Пастернак не постеснялся высказаться против. Его слова были напечатаны в «Литературной газете» от 15 марта 1936 года:
«Нельзя предъявлять писателю требований — ни в области содержания, ни в области формы. Нельзя сказать матери: роди девочку, а не мальчика… Через какие-то третьи руки к нам обращаются с призывом, где назойливо звучат два слова: формализм и натурализм. Во всем том, что делается, любви к искусству не чувствуется. …Чиновники с оскорбительно-равнодушными руками… Мы выросли из детских штанишек».
В феврале 1937 года в Москве состоялся «Пушкинский пленум» Союза советских писателей. Это был самый разгар «ежовщины». На пленуме выступал Пастернак и продолжал отстаивать своё мнение. После этого Пастернака всё ещё не арестовали, но нападки на поэта в газетах обострились.
