Бетховен. 31 соната.
Выпуск 89
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
31 соната Бетховена — из числа его великих, так называемых поздних сонат. Он писал их, уже почти потеряв слух, находясь в мире скорее воображаемых внутренним слухом звуков, чем реального звучания фортепиано той эпохи. Нет таких слов, которые могли бы достоверно передать образное содержание этой музыки. Идеи, выраженные в этих звуках, дают нам представление о величии духа Бетховена, и мы без всякого преувеличения можем назвать его музыкальном философом. И тем не менее, пусть слова и блекнут перед мощью замысла, но своим слушателям я рассказываю о своём видении Сонаты. Всё нижеследующее — исключительно моя фантазия на заданную тему. Итак, соната в трёх частях. Первая часть — пасторальная. Более того, она мне представляется картиной рая до грехопадения. Мы видим картину утра мироздания первозданной, удивительной чистоты — вот изумрудные долины, вот высятся далёкие горы со снежными шапками, вот течёт и искрится на солнце река, а волк лежит рядом с ягнёнком. Нет в этом повествовании ни одной чёрной краски, и только лишь однажды солнце скрывается за набежавшей тучей — но и то ненадолго. А в конце части мы как будто делаем несколько кадров себе на память — остановись, мгновенье, ты прекрасно! Тихие аккорды останавливают движение, чтобы сделать кадр, а затем всё снова идёт своим праведным и мирным чередом.
Вторая часть — житейская. На основе темы танца — не изысканного дворцового, а народного, грубоватого, с притоптываниями, мы видим картину обычной повседневной жизни, с её движением, с её ежедневными заботами, мелкими сиюминутными радостями и пустяковыми конфликтами.
Но всё самое важное в Сонате совершается в её третьей части. Открывается она импровизацией, словно кто-то пробует инструмент — но импровизация уже настраивает нас на минорный лад. Вслед за ней начинается раздел, который Бетховен озаглавил как «Жалобную песнь». Под мерный аккомпанемент разворачивается длинная, бесконечно печальная, усталая, скорбная мелодия. Это не момент слабости или жалости к себе, нет, но это повествование о страдании, которое выпало на долю героя. Мелодия заканчивается, и ей на смену приходит следующий эпизод — Фуга. Фуга — это олицетворение интеллектуальной силы, победы разума, воли и веры над жизненными обстоятельствами. Герой, в котором мы, конечно, можем узнать самого автора, не сдаётся судьбе. Внезапно в фуге наступает слом и — снова мы слышим жалобную песнь, но к ней добавлена реплика «Теряя силы». Мелодии в этот раз уже словно не хватает воздуха, она задыхается, и короткие паузы, как судорожные попытки вдоха, делают её прерывистой и изнемогающей. В конце концов мелодия тихо умирает, надежды больше нет.
И вдруг!.. Из ниоткуда, из самого тихого звука, из небытия мы начинаем слушать мерные биения. Словно в реанимации врачи запустили остановившееся сердце, и герой оживает, мы чувствуем пульс!.. На наших глазах совершается чудо воскресения из мертвых. Пульс всё яснее, всё сильнее, и когда жизнь уже очевидна, снова вступает знакомая тема фуги — теперь как знак победы, как символ вечной жизни, звучание усиливается, становится всё более торжественным и ликующим, и вот уже мы слышим самые настоящие пасхальные колокола!
