По ком страдает Вертер?
16 марта 2014
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
«Страдания юного Вертера» — роман, написанный молодым Гёте по следам собственного опыта несчастливой любви и связанных с ним душевных мук и переживаний. От отчаяния герой заканчивает жизнь самоубийством. Авторы программы «Лабиринты» размышляют о том, почему любовь толкает людей на совершение необратимых поступков, и как изменился бы ход истории, если бы примеру Вертера последовал не знавший покоя от страстей Наполеон Бонапарт…
Роман Гёте славился невероятной популярностью, а по Европе прокатилась целая волна так называемых подражающих самоубийств (в психологии явление получило название «синдром Вертера»). Впечатлительные молодые натуры, проводя параллели между собой и несчастным Вертером, читали роман, плакали, а затем стрелялись и выбрасывались из окон.
Евгений Жаринов: «В связи с этим я размышляю о том, какой же силой способно обладать художественное слово. Если сейчас взять молодому человеку и прочитать „Страдания Юного Вертера“, то он не только не задумается о самоубийстве, а, я боюсь, даже не до конца дочитает эту книгу, которая когда-то читалась на одном дыхании. Со временем очень сильно меняется эмоциональная культура и интеллектуальный склад людей. Ведь роман „Страдания юного Вертера“ заключает в себе сложнейший месседж, направленный прежде всего на современников Гёте — тех людей, которые были воспитаны на классической культуре и классической литературе. Ведь даже здесь чувствуется отголосок из „Энеиды“ Вергилия (школьная программа времён Гёте), где в загробном царстве Аида в миртовом лесу скрываются души несчастных любовников, окончивших жизнь самоубийством:
Всех, кого извела любви жестокая язва,
Прячет миртовый лес, укрывают тайные тропы,
Ибо и смерть не избавила их от мук и тревоги…
В романе это явно ощущается — что Вертер стремится покончить с жизнью как античный герой, чтобы как можно скорее оказаться в прекрасном миртовом лесу, который сулит блаженство и успокоение. Вот что так привлекало всех подражателей, всех изощренных современников и читателей Гёте: это почти по-гамлетовски — одним ударом кинжала разрешить ситуацию неразрешимых противоречий. И ведь Гёте, по сути, будучи еще только предвестником великого немецкого романтизма, будучи великолепным психологом и словотворцем, облекал (как будет впоследствии свойственно всей его поэтике) в эстетическое совершенство в общем-то страшный и непростительный для любого христианина грех.
Но я вернусь к той мысли, с которой начал: то, что было близко, и то, что являлось своеобразным спусковым крючком, для молодых людей той эпохи, читавших вместе с Гёте Вергилия и много чего еще, для нашего поколения предстает всего лишь, как некий курьез, который никого и ни на что никогда не подвигнет. И это, кончено, с одной стороны, хорошо — не нужно нам подражающих самоубийств. А с другой стороны, это свидетельство того, как утрачена наша эстетическая и художественная память…»
