Ингмар Бергман. «Земляничная поляна». «Седьмая печать»
4 августа 2013
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
В 1957 году Ингмар Бергман принес миру сразу два непревзойденных кинематографических шедевра. Картины «Земляничная поляна» и «Седьмая печать» были созданы почти единовременно и продолжили теологические изыскания великого режиссера…
Евгений Жаринов: «Если говорить о Бергмане, как о целостном явлении, то многое в его творчестве определяет онтологический страх перед смертью. Этот страх режиссер в себе пестует, отсюда и систематические проблемы со здоровьем, головные боли и похудание; всё это он сам себе нагнетал и явно был близок к ипохондрии.
Онтологический страх перед смертью выражается в частности в том, когда человек задает себе вопрос — что же будет в конце: власть всеобщего ничто, власть всеобщей тьмы, или за стеной этого небытия все-таки что-нибудь окажется? Несмотря на свою религиозность (в чем мы не раз убеждались — в каждом своем кинофильме режиссер стремится запечатлеть лик божий), Бергман полон сомнений: его протестантский Бог все время молчит, и это молчание доводит художника до крайней степени напряжения, которое оказывается необычайно творческим.
Две картины, созданные режиссером в один год — «Седьмая печать» и «Земляничная поляна» — чрезвычайно рознятся: одна — об эпохе крестовых походов, будто снятая фреска из знаменитых тогда сюжетов на тему Пляски смерти и эпидемии чумы; другая — рассказывает о благополучной жизни шведского профессора-медика, который отправляется на излете своей карьеры получать ученую степень, а по дороге встречает свою престарелую мать и невестку. Однако оба эти фильма объединяет тот самый онтологический страх перед смертью. Режиссер задается вопросом: способен ли человек понять другого, и в свою очередь добиться того, чтобы кто-нибудь понял его, или он являет собой великую тайну, в которую никто и никогда не проникнет? Способен ли человек освободить себя от животного страха смерти, или точка перехода в состояние небытия ставит заключительный акцент в его бесполезной жизни, превращая все в полную бессмыслицу?
Картины Бергмана — это всегда борьба с энтропией, той самой бессмысленностью бытия; попытка найти хотя бы мгновенный порядок из вечного хаоса, отыскать хотя бы малейший отклик в душе другого человека, в природе, в любви… Здесь Бергман, как христианский теолог, продолжает один и тот же догмат — это свобода воли христианина, в соответствии с которой человек может выбирать, по какому пути ему следовать — добра или зла…»
